Лик Анархии - страница 14

Шрифт
Интервал


Саймон, до этого сидевший, словно парализованный страхом, неожиданно отреагировал на безумный смех Алекса. Его губы растянулись в кривой улыбке, и он присоединился к хохоту, вторя Алексу в диссонансном, ужасающем дуэте. Смех эхом разносился по классу, отражаясь от стен, как зловещий отголосок безумия. Это был не просто смех, это был торжествующий крик победы над человеческими чувствами, над разумом и состраданием.

Алекс, чья рука до сих пор была испачкана кровью после недавнего избиения Саймона, сделал себе улыбку, точно копируя грим Джокера. Кровь, символ насилия и безумия, стала жутким гримом, подчеркивающим его превращение в воплощение хаоса. Он протянул руку Саймону, который, бледный, но все еще смеющийся, встал и пожал ее.

«Я просто добавил финал для твоей шутки», – произнес Алекс с холодным спокойствием, совершенно контрастирующим с его недавним безумием. Его голос был спокоен, как голос рассказчика, завершающего повествование.

И они вместе поклонились, словно завершая грандиозный, ужасающий спектакль, разыгранный перед оцепеневшей аудиторией. Поклон был глубоким, театральным жестом, подчеркивающим искусственность и цинизм происходящего. Они, два актера, сыграли свои роли до совершенства, погрузив всех присутствующих в пучину ужаса и неопределенности. Занавес упал, но тишина в аудитории была еще более грозной, чем самый ужасный смех. Остался лишь горький привкус бессилия и вопросов, на которые никто не мог ответить.

Глава 6 Кто Я ? ( Саймон)

Кто ты, Саймон? Этот вопрос, пронзительный и неотступный, преследовал Саймона всю его жизнь, до самого судьбоносного дня, когда он встретил Алекса. До этого момента, Саймон жил, словно следуя чётко расписанному сценарию, написанному его влиятельной лондонской семьёй. Он был идеальным сыном, образцовым студентом престижного колледжа моды, его жизнь – воплощение элегантности и безупречного стиля. Каждый костюм сидел на нём идеально, каждая прядь волос была уложена с математической точностью, создавая образ классического английского джентльмена. Он был статуей, выточенной из мрамора – прекрасной, безупречной, но… пустой.

Его мир был монохромен, выдержан в строгой гамме серого – от идеально отутюженных рубашек до холодного, отстранённого отношения его родителей к его страсти. Они, представители старой лондонской элиты, считали его увлечение модой легкомысленной игрой, несерьёзным хобби, не заслуживающим их внимания. Они хотели видеть его в политике, в бизнесе, в любой сфере, кроме той, которая наполняла его сердце. Они хотели, чтобы он стал таким, каким *они* хотели его видеть, забывая о том, каким Саймон хотел быть сам.