Каталина отрешенно сворачивает в трубочку старое направление из поликлиники, чтобы не тянуть руки в рот. Руки у нее все грязные. Она до сих пор помнит свои ощущения от того визита к врачу, вплоть до табачного запаха, свидетельствовавшего о том, что некоторые доктора по-прежнему курят в перерывах между пациентами, хотя курить на рабочем месте уже несколько лет как запретили. На потолке было желтое пятно ровно над столом, над тем местом, где раньше стояла пепельница. Каталина задумалась, куда он теперь прячет окурки, а доктор тем временем беседовал с ее мамой так, будто самой Каталины нет в комнате, потому что взрослые мужчины обычно не разговаривают с девочками; так уж заведено, что, если они обращаются к девочкам, значит, что-то неладно. Это ей совсем недавно доказал отец Сильвии. Он, наоборот, разговаривал с Каталиной, и смотрел ей прямо в лицо, и даже находил повод спросить ее мнение о своей рубашке, или галстуке, или пиджаке, таком невнятном, что по его поводу ничьего мнения точно не требовалось. Теперь-то она понимает, что он просто искал подтверждения своей физической привлекательности, но в тот момент он заставил Каталину поверить, будто ее мнение что-то значит в его мире, параллельном миру девочек-подростков. Доктор же тогда обращался только к маме, повернувшись к ней всем телом. Организм ее дочери в норме, несмотря на то, что у нее еще не пришли месячные. У одних девочек они начинаются раньше, у других позже. Не нужно так об этом беспокоиться. И в принципе не нужно больше приходить к нему по этому вопросу. С того дня Каталина сто раз «простывала», как выражается мама, – болела гриппом и простудой и температурила; когда у нее температура, это напоминает ей какую-то первобытную лихорадку, затерянную в глубинах памяти: жар, который пробуждает у нее расплывчатые бредовые видения вроде зловещей пены розового цвета, не дающей уснуть, так что, закрывая глаза, она чувствует, как надуваются и синхронно лопаются пузыри, и это бурление не усиливается и не утихает, пока температура не спадет. Это всего лишь галлюцинация, как та иллюзорная лужа на дороге, и поэтому ей не противно. Еще Каталина страдает всякими другими недугами, о которых никто не любит говорить – никто, кроме Nirvana с песнями про cut yourself, – и которые на самом деле никак не связаны с поездками в больницу, составляющими немалую часть ее первых детских воспоминаний.