, в Введенскую ночь, тихо и незаметно распускалась верба. Какая бы ни была погода, природа дарила Богородице единственные цветы, которые она была способна породить в это суровое время года. Как вот вход Господень в Иерусалим встречают с вербами, так и Матерь Божия входит в храм Господень, и снова расцветает верба, наливаясь почками. Не верите? Проверьте как- нибудь сами. Потом расскажете.
Народ постепенно стекался к Успенскому собору, заполнял храм. Стоя в задних рядах толпы, старая колдунья оглядывала людей, без труда читая на их лицах все их проблемы и заботы, наполнявшие непростую жизнь.
Вдруг гомон затих, люди непроизвольно расступились, давая дорогу кому- то. кого она пока не видела. Раздались приглушенные перешептывания:
– Это кто?
– Никогда не видала…
– Кто такая? Откуда?
– Поди ж ты, красота- то какая…
Восхищенные возгласы становились все громче, наконец, и сама колдунья сподобилась лицезреть предмет всеобщего возбуждения.
Посередине наоса9, в плывущем свете свечей и лампад, стояла стройная девушка в парчовой шубе на лисьем меху, разрумянившееся лицо обрамляли светлые локоны, полные сочные губы растерянно улыбались, а небесно- голубые глаза были оттенены такими длинными ресницами, что в их тени они казалось синими.
Снова повисла тишина, люди замолкли, только теснее сбивались в круг, не сводя глаз с незнакомки и стараясь подвинуться к ней поближе. Она невесомо стояла, вытянувшись к расписному своду, слегка приподняв подбородок, свысока оглядывала толпу. Наконец, нашла глазами того, кого искала, и по ком так долго болело и страдало ее измученное сердце, улыбнулась. Взгляд ее потеплел, ресницы призывно задрожали, рука начала нервно теребить толстую косу, то расплетая, то сплетая ее вновь.
Иван, посадский плотник, открыв рот, не сводил с не глаз, он покраснел, веря и не веря, что именно ему была адресована эта сладкая улыбка и зовущий взгляд.
А народ меж тем снова начал перешептываться:
– Чужая, не наша.
– Ага, купеческая, видать, девка- то..
– Во- во, и я говорю, вчерась купцы с севера пришли, на торговой стороне табором стали, видать ихняя…
Началась служба, и возбужденные голоса постепенно смолкли, но взгляды перекрестными молниями продолжали сходится на одном и том же объекте пристального внимания толпы.
Погруженная в свои мысли, старая колдунья не обращала внимания на всеобщую суматоху, она думала о бренности бытия и быстротечности всего сущего. Видимо, интуитивно почувствовав свой конец, душа ее методично перебирала осколки прошлого, листала страницы жизни, вспоминая все то плохое и хорошее, что с ней происходило. Да и обстановка тому вполне соответствовала.