Он добавил:
– Желаете, чтобы вам приготовили здесь комнату?
Розина с радостью согласилась. Она чувствовала себя легкой, словно вес ее и в самом деле уменьшился. Только теперь она подумала о том, чтобы взглянуть на себя в зеркало.
Ее платье и меха превратились в лохмотья; разодранные туфли напоминали о хождении среди обломков. Ее красивое лицо было уставшим, бледным, запачканным грязью, пылью и кровью.
Стефена уже перевезли в операционную. Розине сказали, что она сможет увидеть его лишь днем, поэтому она решила съездить домой – успокоить слуг, привести себя в порядок и переодеться, – а затем вернуться в клинику со всем необходимым для пребывания там в течение какого-то времени.
Уже начинало светать.
На протяжении всего пути с улицы Галилея до улицы Гинемера мадам Орлак не покидала мысль о призраке.
Теперь, когда все стало более-менее ясно, теперь, когда в ней пела надежда и нервы ее чуть расслабились, этот фантом терял добрую часть своей реалистичности. Она упрекала себя за то, что не обернулась, не присмотрелась к нему в те два его появления. Это человеческое пятно, это мрачное привидение, возможно, было всего лишь отбрасываемой кем-то тенью… Да и осознавала ли она, что делала этой ночью? В полной ли мере владела собой?..
Но черты трупа запечатлелись в ее памяти. Проживи она даже сто лет, монжеронский Мефисто продолжил бы являться к ней в фантазиях, как некоторые персонажи романа, театра или кино.
И таким было настроение Розины, что – то ли в шутку, то ли всерьез – она нарекла призрака мелодраматичным именем, назвав его Спектрофелесом!
О сила молодости, надежды, рассвета и шампанского! По прибытии на улицу Гинемера она вдруг поймала себя на том, что улыбается.
В прихожей ее встречали трое слуг: Александр, его жена Эстер и Сесиль, дородная кухарка.
Они бодрствовали всю ночь.
Найдя в их преданности дополнительное утешение, Розина обрисовала им ситуацию в чересчур оптимистичных тонах и, отказавшись от их услуг, отправила их наслаждаться целительным сном. Что они и поспешили сделать.
Розина прошла в столовую.
Приготовленный к возвращению Стефена ужин так и остался стоять на столе. Цветы, два прибора нагоняли тоску; да и вся обезлюдевшая квартира на рассвете бесцветного дня имела совсем не романтический вид.
Все в ней говорило об отсутствующем Стефене. «Негативы» Стефена сидели во всех креслах, стояли, облокотившись на мраморную полку, у всех каминов – да вообще повсюду! Пустой