– У Джошуа Бёрджеса был хриплый голос. Ты слышала? – наконец спрашивает она, потом смотрит на меня. Но взгляд у нее отсутствующий, глаза остекленели, и ясно, что она не здесь, а где-то в прошлом.
Я вспоминаю белую, восковую на вид трахею.
– Был. Но теперь уже нет.
Ребекка крепко жмурится, прогоняя какое-то воспоминание. Когда она снова начинает говорить, голос у нее дрожит.
– Прежде чем начать, он оторвал кружево с моей рубашки и завязал им волосы. Почему я так четко это помню?
– Теперь он мертв, Ребекка, вот что я пришла тебе сказать. Он больше не сможет сделать тебе больно.
– А Норт сможет.
Мне хочется возразить, но мы обе знаем, что Джозеф Норт может причинять Ребекке боль бесконечным количеством способов, даже к ней не прикасаясь, – например, продолжать все отрицать и потихоньку подрывать ее репутацию и доброе имя. Это тянется уже два месяца.
– Я этого не допущу. В следующем месяце я поеду в Вассалборо. Я буду с тобой в суде и дам показания. Все узнают, что он сделал. И ты добьешься справедливости.
Когда я пришла к Ребекке после нападения, ей потребовалось почти два часа, чтобы объяснить, почему у нее все лицо и руки в синяках, которые только-только начали бледнеть, и как именно она разбила губу. Но сейчас она не колеблется, а быстро выпаливает:
– Я рада, что Бёрджес мертв.
– Я тоже.
– И я надеюсь, что его правда Айзек убил.
Теперь уже меня застали врасплох, и чуть-чуть теплого чая выплескивается из моей чашки, течет по большому пальцу и затекает под манжету.
– Тсс, не надо так.
– Разве я не имеют права желать мести?
– Конечно, имеешь. Но его тело до сих пор в таверне. Будет расследование. Представляешь, что будет, если Айзека обвинят? И потом, за тебя ведь уже отомстили, по крайней мере наполовину.
– Нет, – говорит она. – Я никогда не буду свободна от того, что они со мной сделали.
С этим я поспорить не могу. Даже не пытаюсь. Вместо этого я беру ее за руку, а потом мы молча допиваем чай, глядя на завораживающий танец пламени в камине. Потом, когда тени становятся длиннее, а кучка угольков оседает в очаге, я ставлю на стол пустую чашку, снова целую Ребекку в лоб и шепотом прощаюсь.
В следующий раз она открывает рот, только когда я подхожу к двери гостиной.
– Марта?
Я оглядываюсь.
– Что?
– У меня не было месячных с июля.
Невольно открыв рот от удивления, я снова подхожу к ней и кладу руки ей на плечи. Я чувствую ладонями, как у нее выступают ключицы.