– Я не совсем понимаю, – проговорил я, потирая пальцами влажный лоб и пытаясь вникнуть в суть сказанного. Мысли кружились, сплетались, запинались друг о друга. О каких сверхспособностях он говорил? Что это за способности? Вдобавок ко всему я опешил от того, что он знал, кем я работаю. – А что за гул? Где?
– Если согласитесь сотрудничать, я вам все расскажу, – заявил он, как будто вышедший из тени мрачный герой какого-нибудь шпионского триллера.
Не особо думая, я решил поскорее прекратить этот разговор. Не для меня это – давать советы ФСБ. Бред же полнейший! Все, чего я хочу, так это поскорее закончить это недоразумение, запереться, а затем вернуться к ждущим меня героям «Войны и мира» и не выходить из квартиры, пока не наступит понедельник.
Я набрался смелости и выпалил отказ:
– Извините, но нет. Не смогу вам помочь. Не для меня все это.
И, помолчав, добавил:
– Вы разве сами не видите?
Эфэсбэшник молча протянул мне визитку, на которой мельком блеснул номер телефона, и ушел.
Заперев дверь на все замки, я направился в комнату. В прихожей, рядом со шкафом-купе, мелькнуло зеркало, и я остановился на мгновение, встретив свой собственный взгляд. В мутном стекле отразился парень, едва переваливший за двадцать, с усталым, выцветшим лицом. Домашняя майка, со старой каплей от кетчупа висела на нем, как на вешалке, штаны безнадежно спадали, как будто надеты на швабру. Волосы, старательно зачесанные на бок, напоминали попытку сохранить остатки порядка среди всеобщего хаоса. Глаза были красные, измученные постоянным чтением, светом монитора и ношением контактных линз. Лицо было ничем не примечательное – не красавец, не урод, просто один из тех, кого легко забыть. Бледность и серость кожи выдавали долгие дни в заточении – дома и в пыльном цехе сортировочного пункта. Я опустил взгляд на визитку, пальцы проехались по щетине со звуком электрического треска.
Сверхспособности… Какая чушь! Усмехнувшись, я небрежно кинул визитку на тумбочку и пошел дальше в комнату, затем уселся за письменный стол.
Погрузиться в книгу с головой не удалось. Обрывки разговора с эфэсбэшником бесцеремонно вклинивались в сюжет романа, заглушали диалоги героев, а порой даже заставляли меня отвести взгляд в сторону, и тогда я долго смотрел в одну точку, начиная снова и снова прокручивать в голове разговор с Денисовым. В какой-то момент мне удавалось затолкать эти воспоминания в самый дальний и темный угол сознания, и я возвращался к роману. Прожил я в таких мучительных метаниях до того момента, когда за окном сгустились сумерки и в комнате стало слишком темно, чтобы продолжить чтение. А в холодильнике-то шаром покати! Придется выбираться в продуктовый. С неохотой натянул свои единственные приличные джинсы и футболку, сгреб с полки зарплатную карту и вышел в ночную прохладу. Во дворе было тихо, как в заброшенном бункере. Пересекая темный двор, я подумал, что до «Пятерочки» всего ничего.