«Чего она такая перепуганная?» – не в первый раз задал себе такой вопрос, но ответа, как обычно, не дождался.
– Вот, посмотри, – Санк протянул на открытой ладони свой подарок. – Это тебе.
Девушка несмело взяла тонкими длинными пальцами, стала с улыбкой смотреть, потом подняла глаза, и столько в них было радостно-восторженных искр, что Санку стало совестно.
– Это можно повесить на шею.
Девушка повесила. Залюбовались оба. Красиво.
– Как тебя зовут?
– Уша.
Наконец он услышал её голос. Тихая нежная мелодия. Всю жизнь бы слушал.
– А меня Санк.
– Я знаю. Ты уже говорил.
– Я тебя ждал.
Девушка промолчала.
– Я тебя каждый день ждал. И каждый день буду ждать. Ты приходи.
– Ладно. Постараюсь.
– А где ты живёшь?
Напрасно спросил. Уша занервничала, стала оглядываться по сторонам.
– Мне пора.
Санк не стал задерживать. Молча смотрел, как между деревьями скрылась худенькая фигура.
Несмотря на неодобрение Сахи, да и остальных в племени, Лайя почти каждую лунную ночь уходила. Бродила в светлой тишине, надеялась на чудо. Но луна не открывала ей свою тайну, и травы не шептали свои секреты. Сначала Лайя в отчаянии сильно досадовала, пыталась умолить ночное светило. Потом обращалась к луне с бранью. Но ясноликая и на брань безмятежно смотрела с высоты, и чуть-чуть улыбалась.
И Лайя устала от плача и обид. Всё чаще молча сидела и просто смотрела, а ночь незаметно открывала ей свою иную сторону. Ту, на которую Лайя не рассчитывала, потому как о её существовании и не подозревала до времени.
Кругом, куда не падал взгляд, был особый мир, наполненный волшебством.
Пушистые облака, как морозное дыхание огромного исполина, который пытается спрятать звёзды от человеческих глаз.
И представлялось Лайе, что это существо живёт в далёком краю. В большой белой берлоге. Большой белый зверь. Своим ледяным дыханием он покрыл окрестности льдом и снегом, и вот всё злится на небо за то, что оно недосягаемо.
А берёзы? Берёзы – это зачарованные девушки. Злая безобразная ведьма позавидовала тонкому красивому стану и превратила их в деревья. И вот теперь они шепчут, жалуются всем проходящим на злую судьбу, но никто не понимает. А Лайя, хоть и догадывается, но помочь ничем не может, лишь нежно проводит ладонью по гладким стволам, утешает сочувствием.
А однажды, когда луна коснулась полной щёкой тёмной ленты реки и бросила в её струи серебристую дорожку, Лайя долго смотрела, пока не сложились слова: