И пока Галя быстро умывалась под жестяным рукомойником, мама поблагодарила Антона Григорьевича:
– Спасибо вам, Антон Григорьевич, за Галечку. Утвердили ее на парад физкультурников.
– Я знаю, – барственно отвечал Антон Григорьевич.
Мама быстро собрала бутерброды, налила стакан молока. С этим завтраком Галя вышла во двор, где на скамеечке сидели, лузгая семечки, ее тетушки. Посередине двора стоял огромный матово-серый «Паккард» с суровым шофером за рулем.
Галя присоединилась к тетушкам. Она ела бутерброды, запивала их молоком и мрачно смотрела на великолепный автомобиль, окруженный стайкой молчаливых мальчишек. Рядом со скамеечкой, в окнах полуподвала, из-за рядов горшечных гераней смутно виднелись бледные лица подвальных жильцов, с ненавистью любовавшихся невиданной машиной.
Послышались дребезжащие звуки жестяного колокола. Тетя Надя вынула из-под скамейки огромную бутыль в оплетке.
– Галька, керосин привезли! Сходи, купи. А стакан мы покараулим.
– Мама вам говорила, чтоб вы за керосином ходили, – буркнула Галя.
– Поговори еще у меня! – обрадовалась тетя Наташа.
– Яблоко от яблони недалеко падает! – со значением поддержала ее тетя Надя.
– Дармоедки! – мстительно сказала Галя и нехотя, зажав в кулаке мелочь, поплелась со двора.
У бочки с керосином змеилась длиннющая молчаливая очередь. Галя встала в самый конец очереди.
Когда она, согнувшись набок от тяжести бутыли, вернулась во двор, хмурый Антон Григорьевич усаживался в автомобиль. На тетушек, которые стояли у скамеечки как два солдата и радостно улыбались, он не обратил своего внимания.
– До свидания, Антон Григорьевич, – попрощалась вежливая Галя.
Антон Григорьевич отстраненно посмотрел на нее и, что-то буркнув в ответ, закрыл автомобильную дверцу. Мотор «Паккарда» взревел. Мальчишки бросились врассыпную, и чудо-автомобиль выехал со двора.
Клавдия лежала в кровати, укрывшись одеялом.
– Я посплю? – спросила она у вошедших сестер.
– Конечно, роднуша, – засуетились сестры. – Спи! Спи! Отдыхай! Что мы, не понимаем?
И они стали, стараясь не шуметь, убирать со стола.
Галя села рядом с маминой кроватью и стала смотреть ей в лицо. Мама спала, приоткрыв рот с искусанными губами, под дрожащими веками обозначились синие тени, кожа была покрыта красными пятнами. Галя вздохнула, положила руки между коленями и, сгорбившись, как старушонка, застыла, охраняя сон единственного родного ей человека.