Так и добежала до ярко-солнечной аудитории, где сидел весь цвет региональной журналистики. Этот «цвет» проводил собеседование в рамках творческого конкурса. Выходили оттуда девицы, пробившиеся первыми. Кто-то подпрыгивал и прихлопывал в ладоши, кто-то матерился, что «тут все куплено», кто-то грустно произносил: «завалили».
Я завалилась сама. Меня спросили:
– Чего вам не хватает для работы журналистом?
От смущения я напустила на себя излишнюю самоуверенность и сказала, что мне всего хватает. На что получила ещё один резонный вопрос:
– А зачем вы сюда пришли?
– Учиться.
– Так вы уже все знаете.
Я будто червяка проглотила. Ничего больше не ответила. Должна была сказать, что не хватает теоретических знаний, эрудиции – именно это я ожидаю получить от прекрасного преподавательского состава университета…
Но вдруг бы им такой ответ тоже не понравился? Сказали бы: какая неуверенная в себе девочка, какой из нее журналист получится, даже тратить время на такую не стоит… А может, там и правда было все куплено и предопределено: кто поступит, кто останется за бортом. В любом случае мне влепили трояк, несмотря на то, что творческое сочинение было хорошее.
Непонятно, куда двигаться дальше.
Уезжая домой, на автовокзале где-то вдалеке я услышала баян. Не просто музыку, а полонез Огинского «Прощание с родиной». С детства он звучала в нашем доме. Папа играл на баяне. И я всегда силилась понять, ну как – как? – из семи нот можно сложить такую мелодию, которая пробирает до слез, будто ты действительно прощаешься с чем-то самым дорогим. И отдираешь это дорогое от себя с кровью.
Я побежала на звук полонеза, через все автобусные платформы, хотя уже подходил мой автобус. Мне надо было … дать хоть какую-то копеечку баянисту. Иначе все – конец. Будет хуже, чем завалить творческий конкурс. Я неслась к этой мелодии, плакала, и все-таки нашла дедулю, играющего полонез.
Положила монетки в футляр из-под баяна. Даже немного постояла и дослушала полонез. Слушала и понимала, что у меня тоже происходит прощание. Не с родиной. С детством, со школьным годами – они были ужасными, но привычными. Дальше – неизвестность. Я с первых дней новой жизни получила провал. Чего еще ожидать?
Я успела на свой автобус. Приехала домой. У меня так болели ноги, что, казалось, под кожей копошатся черви, а снаружи кто-то колет икры мелкими иголочками. Я же сдуру поехала на поступление в туфлях на шпильке – чёб красяво было (как тогда говорили). Дома первым делом опустила ноги в таз с теплой водой – черви и иголки понемногу отступили.