– Не ваше дело.
– Знаете, при моей профессии мало что можно назвать не моим делом. Женщина с вашими талантами могла бы найти себе множество интересных занятий, но – вы возвращаетесь в Суиндон. Что-то подсказывает мне: у вас должен быть мотив.
– Неужто все это есть в моем личном деле?
– Есть.
– И какого цвета у меня глаза?
Дэррмо пропустил мой вопрос мимо ушей, глотнул еще кофе.
– Колумбийский. Самый лучший. Вы думаете, мисс Нонетот, что Аид жив. Я уверен, у вас есть предположения насчет того, где он находится, и мне кажется, что он в Суиндоне и именно поэтому вы направляетесь туда. Я прав?
Я посмотрела ему прямо в глаза:
– Нет. Я просто еду домой, чтобы разобраться в себе.
Джек Дэррмо не поверил ни единому звуку.
– Я не верю в стресс, Нонетот. Есть сильные люди и слабые люди. Только сильные могут пережить встречу с таким существом, как Аид. Вы сильная личность.
Он помолчал.
– Если передумаете – позвоните мне. И берегитесь. Я буду за вами присматривать.
– Ай, делайте что хотите, мистер Дэррмо! У меня к вам вопрос.
– Да?
– Вам-то Аид зачем?
Джек Дэррмо снова улыбнулся.
– Боюсь, это засекречено, мисс Нонетот. Всего доброго.
Он коснулся шляпы, встал и ушел. Из-за ограды кладбища появился черный «форд» с тонированными стеклами и умчал голиафовца прочь.
Я села и крепко задумалась. Я лгала полицейскому психиатру, когда утверждала, что могу работать, и солгала Джеку Дэррмо, сказав, что не могу. Если «Голиаф» интересуется Аидом и рукописью «Чезлвита», это может быть связано только с финансовой выгодой. Корпорация «Голиаф» была подвержена приступам альтруизма примерно в той же степени, в какой Чингисхан любил гнутую венскую мебель. Превыше всего для «Голиафа» – деньги, и никто не поверит, что они хоть в ерунде согласятся упустить свою выгоду. Да, конечно, они восстановили Англию после Второй войны, они возродили экономику… Но рано или поздно возрожденная нация встает на ноги и начинает шагать самостоятельно. В наши дни «Голиаф» казался уже не добрым дядюшкой, а скорее деспотом-отчимом.