В сущности эта компромиссная точка зрения и одержала верх над всеми течениями в возвышенном вопросе «освобождения крестьян от крепостной зависимости». Она одинаково удовлетворяла эксплуататорским наклонностям как тех, так и других, и сулила достаточно крупные выгоды в будущем. Таким образом, намеченные в период «николаевской системы» буржуазно-капиталистические тенденции к началу 60-х годов начали охватывать и наиболее широкие слои русского дворянства. Экономический рост торгово-промышленной буржуазии, развитие денежного хозяйства в результате выхода русского хлеба на европейский рынок – толкали русское помещичье дворянство на путь буржуазно-капиталистических взаимоотношений.
Перенося свои капиталистические тенденции в деревню, дворянство этим самым затрагивало и развитие основ крестьянского хозяйства, которое в свою очередь втягивалось в русло буржуазных взаимоотношений, сохраняя в то же время старые формы натурального хозяйства. При таком разнообразном и притом крайне противоречивом сочетании различных форм хозяйства, с одной стороны – барщинного, а с другой капиталистического, с одной натурального, а с другой денежного, – в деревне неизбежно должен был обозначиться ряд сложных конфликтов и глубоких противоречий, под влиянием которых наиболее неприспособленные к изменившимся экономическим взаимоотношениям хозяйства должны были разрушиться или претерпеть глубокий экономический кризис.
Предпринятая реформа всей своей тяжестью прежде всего обрушилась на крестьянское хозяйство. Юридически крестьяне как будто были освобождены от крепостной зависимости, но экономически они были подчинены помещику значительно больше, чем при крепостном строе. Необходимого количества земли для ведения хозяйства крестьянин не получил. Большая и притом самая лучшая часть земель была оставлена за помещиками. Достаточно указать, что из 79 миллионов десятин, считавшихся за помещиком перед началом реформ, только 12, 5 млн десятин переходило в руки крестьян, т. е. только одна шестая часть.
Если же брать по губерниям, то в таких черноземных губерниях, как Херсонская, где на одну душу населения приходилось 24,4 десятины, помещики считали возможным уступить крестьянам только от 1,3 до 3 десятин надушу, а в Таврической, – где на душу приходилось 56 десятин, могли уступить не меньше 3 и не больше 5 десятин. Такое урезывание наблюдалось и в других губерниях как черноземных, так и нечерноземных. Но этого было еще мало, – за свою землю крестьянин должен был заплатить не столько, сколько она стоила на самом деле, а в два, три, а то и в четыре раза дороже ее действительной стоимости.