На записи Птолемей сидел в своем кабинете, одетый в безукоризненно сидящий камзол и выглядел бесконечно учтивым и доброжелательным. Его улыбка лучилась неподдельным дружелюбием, а голос звучал проникновенно и ласково:
– «Господин адмирал, наша последняя встреча закончилась не очень хорошо, – проворковал Птолемей с экрана с умилительно-ангельским выражением лица. – Однако я не хотел, чтобы наши с вами разногласия переросли в открытую конфронтации и уж тем более в войну. Этого не нужно никому, и прежде всего нашей многострадальной Родине. Она и так истекает кровью в борьбе с узурпатором, и любой внутренний раздор лишь ослабит наши позиции».
Министр картинно прижал руку к груди и заломил брови в притворном раскаянии:
– «Признаю, что сгоряча погорячился с выводами о вас и наговорил много обидных слов, – продолжал он проникновенно. – За что приношу свои искренние извинения. Поэтому хочу попросить у вас прощения, Карл Карлович, и надеюсь это прощение получить. Не держите на меня зла. Что касается указа о вашей поимке, то я немедленно его аннулирую, как ошибочный. Недоразумение, не более того. Те корабли, которые мной были посланы вслед за вами, уже отозваны и вернутся в столичную звездную систему в самое ближайшее время…»
Птолемей сокрушенно покачал головой, всем своим видом изображая глубокую печаль и сочувствие:
– «Меня уже известили, какую обиду нанес вам граф Шереметев, – продолжал он, кривя губы. – Хоть этот адмирал и выполнял мой приказ, но, уверен, что действовал он так, прежде всего из своих корыстных побуждений и испытывая к вам давнишнюю неприязнь. Вы ведь с ним не ладите, насколько мне известно? Так вот, в связи с этим, хочу заверить, что я никоим образом не собираюсь препятствовать вам, господин командующий, так сказать, в решении вопроса с вашим обидчиком…»
Министр сделал многозначительную паузу и заговорщицки подмигнул:
– «Когда разберетесь со всеми своими делами, прошу вас, господин Юзефович, снова присоединиться к союзному флоту и продолжить, как и раньше, верно служить нашему общему делу, а именно, – освобождению Российской Империи от диктатора Самсонова и его приспешников… С нетерпением жду вашего возвращения в столицу. Искренне ваш друг, Птолемей Граус…»
Изображение министра застыло на экране с елейной улыбкой, а затем пропало, оставив после себя звенящую тишину. В рубке воцарилось напряженное молчание. Все взгляды были прикованы к командующему, ожидая его реакции.