– Как поживаешь, старый солдат?
– Недурно, Иоганн, разве что немного скучно.
– Скучно, говоришь… да, ты нашел подходящее слово, старина.
– Ну, вам то, наверное, веселее в ваших палатах?
– Черта с два, я скоро завою от этого веселья. Молебны, дума, боярские рожи…
– Вам надо начать какую-нибудь войну, мой господин. Вы не созданы для спокойной жизни. Говоря по совести, я удивляюсь тому, что вы не сорвались в поход или еще какое рискованное предприятие.
– Войну… – хмыкаю я, – да ведь она и без того идет уже черт знает сколько времени.
– Разве это война? Нет, с вашим характером надо ввязаться во что-то более серьезное. С крымским ханом, к примеру, или даже самим султаном.
– Ты шутишь? Этого мне еще не хватало!
– Ничуть, у вас ведь всегда так – ввяжетесь в переделку, и только потом думаете, как из нее выбраться.
Пока мы беседовали, Лизхен увела Марту и уложила спать. Затем, появившись с дверном проеме, изобразила на лице такое томление, что Фриц сразу засобирался. Едва старик вышел, стуча палкой, она проскользнула ко мне и, обвив шею руками, жарко зашептала на ухо:
– Я так соскучилась по вам, Иоганн!..
– Ну, хоть кто-то…
– Вы так жестоки к своей верной Лизхен!
– Разве? Мне всегда казалось, что я до крайности добрый господин.
Но бывшая маркитантка, а теперь трактирщица, не слушает меня, и ловко расстегивает пуговицы на кафтане. Не выдержав напора, я подхватываю ее на руки и несу к кровати. Детали туалета одна за другой летят на пол, и скоро мы сливаемся в объятиях…
– Иоганн, а о чем вы говорили с Фридрихом, пока меня не было? – спрашивает Лиза, едва мы утолили первую страсть.
– О разных пустяках, моя прелесть.
– Держу пари, что этот пустяк – приезд вашей жены.
– Вовсе нет, с чего ты взяла?
– Ну, все вокруг знают, что он ждет этого больше, чем вечного блаженства.
– Тебя это не должно волновать.
– Я беспокоюсь о дочери.
– В этом нет никакой нужды. Малышке Марте ничего не угрожает.
– А если бы у нас родился сын?
– Ну, этим и сейчас не поздно заняться, – смеюсь я и закрываю ей рот поцелуем.
Несколько позже, когда утомленная ласками Лизхен уснула, я осторожно выскальзываю из постели и торопливо одевшись, спускаюсь в зал. В нем темно и тихо, если не считать храпа Курта и моих сопровождающих. Черт бы вас побрал, засони; а где же Корнилий?
– Я здесь, государь… – шепот непонятно откуда взявшегося Михальского заставляет меня вздрогнуть.