– Здравствуй, Дмитрий Михайлович, – поклонился, входя, Мелентий.
– А, это ты… – тяжело повернул голову воевода, – что же, здравствуй… честной отец. Сам пришел навестить или послал кто?
Иеромонах выразительно промолчал, вызвав у Пожарского усмешку:
– Вот оно как: попал ты в гонцы, на старости лет… Ну и что тебе велел царь православный? С добром послал, али с худом?
– К тебе – с добром, – не смутился тот.
– Ну, говори, коли так.
– Великий государь жалует тебя и просит обид не помнить, а служить верно и ревностно.
– Об том Иван Федорович мог бы и не беспокоиться…
Мелентий меж тем вытащил из сумы небольшой сверток и протянул его князю. Затем, видя, что тому трудно, развернул его, и достав искусно сделанный ларец, подал прямо в руки воеводе. Пожарский, осторожно открыв крышку, вытащил наружу золотую цепь с большим медальоном.
– Ишь ты, – подивился он на затейливую работу, – а что это?
– А ты посмотри на медальон.
Князь пригляделся и увидел, что там весьма искусно изображен государь в доспехах и с мечом в руке, а в небе над ним – ангелы с трубами. Отделанный золотом портрет обрамляли по краю драгоценные самоцветы.
– Государева парсуна? – недоверчиво спросил Дмитрий Михайлович.
– В неметчине таковые жалуют только славным великими победами воеводам в знак монаршей милости и благодарности. Гляди дальше: в ларце еще грамота царская – со многими похвалами тебе за прежние службы, и в чаянии новых.
– Война будет?
– А она разве кончалась? – вопросом на вопрос ответил Мелентий.
– А как же посольство, что давеча проезжало в Литву? Или… погоди-ка, сначала посольство, а ты следом… хитро!
– Латиняне тоже хитры. Слышно, что королевич войско собирает.
– Пустое! Мне доносили, что едва войско собралось, добрую половину его пришлось к турецкой границе отправить.
– Хорошо, коли бы так. А только ляхи сильны, и не одно такое войско могут выставить.
– Это верно, только Смоленск им не взять, а там и мы соберемся с силами.
– Дай-то бог! Только случиться может всякое, а ты к Смоленску ближе всех – тебе его и выручать в случае чего.
– Скажи государю, чтобы об этом не беспокоился. Я свое дело знаю!
– А хвори твои?
– Придет время за саблю взяться, так и хворь отступит!
Едва Мелентий вернулся из города, Михальский велел своим людям собираться, и вскоре только лошадиные следы да пепел кострищ в ближайшем овраге напоминали о том, что здесь стояли ратники.