– Одну минуту, мадемуазель!
Моника остановилась у самой двери и ждала.
– Вы говорите по-немецки? – спросил Генрих.
– Говорю, но очень редко, потому что не люблю ни языка, ни… – Девушка замолчала.
– … ни самих немцев, – закончил за нее Генрих.
Моника молчала.
– А вы храбрая! И все же я не советую говорить такие вещи немецким офицерам.
– Каждый свободен в своих вкусах. Мне, например, больше нравится русский язык. Он такой мелодичный!
– Я имел возможность его слышать – ведь я прибыл с Восточного фронта.
– С Восточного фронта? – В глазах Моники Генрих увидел нескрываемое любопытство.
– И могу вас уверить, что русские женщины не говорят немецким офицерам таких вещей, как вы.
– Они молча терпят оскорбления?
– Нет, они стреляют. Стреляют в тех, кого считают своими врагами, – по-французски ответил Генрих.
Глаза Моники широко раскрылись. С минуту она оторопело смотрела на Генриха, шевеля губами, словно хотела что-то ответить, но вошел денщик, и девушка ушла.
Ровно в девять Генрих был в кабинете Лютца. Тот еще работал.
– Герр гауптман, неужели так много дел? Ведь уже девять! А вы все работаете.
– Я поджидал вас и, чтобы не сидеть сложа руки, кое-что подготовил на завтра, – пояснил Лютц, закрывая папку с бумагами. – А как вы устроились, барон?
– Неплохо. Уже познакомился с хозяйкой и ее дочкой.
– И Моника успела вам надерзить?
– Было немного, но мне кажется, что в конце концов мы с нею поймем друг друга.
– Вон как! – искренне удивился Лютц. – Ну, когда вам посчастливится наладить отношения с Моникой, вам будут завидовать все офицеры и сочтут великим дипломатом.
Вскоре оба сидели в уютном кабинете и ужинали. Хозяйка ресторана, мадам Тарваль, прислала к столу по-настоящему хорошее вино, да и ужин был приготовлен отлично, гауптман ел с большим аппетитом. Когда подали жареную форель, Лютц, пораженный, воскликнул:
– О, я вижу, что вы завоевали если не симпатию Моники, то симпатию мадам Тарваль. С первого дня знакомства она уже начала угощать вас такими блюдами.
После ужина Генрих заказал еще бутылку коньяка и коробку сигар.
– Так, говорите, работы будет много? – спросил он, пригубив рюмку.
– Раньше было легче, – вздохнул Лютц. – Когда дивизия стояла компактно, штаб размещался в Экслебенце, и работы было куда меньше.
– А чем вызвана смена расположения дивизии? – поинтересовался Генрих.