– На дворе так жарко, барон, – сочувственно сказала мадам Тарваль.
– Я не привык к такой погоде в такое время года, согласился Генрих.
– Может быть, хотите выпить чего-нибудь прохладительного?
– А что у вас есть?
– О, для вас у меня найдется бутылка чудесного старого шампанского.
Генрих вошел в зал, а мадам Тарваль куда-то убежала. Спустя минуту она вернулась с бокалом и бутылкой вина.
– Действительно прекрасное вино, мадам, – похвалил Генрих, отпив из бокала. – Теперь я понимаю, почему так далеко разнеслась слава о французском шампанском.
– К сожалению, это последняя бутылка, я ее берегла для какого-нибудь исключительного случая.
– Тогда ее надо было распить в семейном кругу, и я не понимаю…
– О барон, у меня сегодня такой счастливый день.
– Не хочу быть нескромным, но с радостью выпью за него. Только почему вы не налили себе?
Мадам Тарваль принесла еще один бокал, и Генрих сам наполнил его.
Золотистое вино заискрилось, зашумело за тонким стеклом.
– Какой же тост мы провозгласим, мадам?
– Прежде всего я хочу выпить за ваше здоровье, барон! Именно из-за вас… именно вы… – голос мадам Тарваль задрожал, и она оглянулась, хотя в зале никого не было. – О барон, вы оказали мне такую незабываемую услугу!
Ничего не понимая, Генрих удивленно взглянул на хозяйку гостиницы. Она наклонилась и, как заговорщица, прошептала, словно их кто-нибудь мог подслушать:
– Да, да, незабываемую, незабываемую услугу!.. К сожалению, я не могу сказать об этом вслух. О мсье, я понимаю, в эти проклятые времена надо молчать! Но, я прошу запомнить – мадам Тарваль умеет быть благодарной. Я всегда, всегда…
– Мне жаль вас разочаровывать, мадам, – в полном замешательстве перебил ее Генрих, – но, честное слово, я даже не догадываюсь, о чем идет речь.
– Я понимаю вас, барон! Я буду молчать, молчать… Молчать, пока не пробьет час… чтобы во весь голос…
– Вы очень взволнованы, мадам Тарваль! Давайте отложим этот разговор… пока не придет время, о котором вы говорите.
Генрих поднялся и хотел положить на столик деньги.
– Сегодня вы мой гость, барон!
Удивленный поведением мадам Тарваль, приветливостью старой крестьянки, которую он встретил у входа в гостиницу, Генрих долго ходил по своей комнате, раздумывая о том, что же все это может означать. Однако объяснить происшедшего так и не смог. «Наверное, у меня тоже счастливый день?» – наконец решил он и взялся за словарь, вспомнив, что вчера они условились с Моникой начать урок в первой половине дня.