– Черт возьми! – воскликнул Ван Хубен. – Да они еще прекраснее, чем я думал, – все эти удивительные камешки! А как они идут этой маленькой плутовке! Все-таки есть в ней что-то аристократическое! Ну просто императрица, ей-богу!
И добавил, хихикнув:
– Открою вам один секрет, д’Эннери. Знаете, почему я осыпал Регину всеми этими блестящими камешками? Во-первых, она получит их в подарок в тот день, когда согласится отдать мне свою руку… левую, разумеется, – сказав это, он прыснул со смеху, – а во-вторых, потому, что это заставило меня нанять для нее почетную охрану, которая заодно докладывает мне, что она делает и с кем встречается. Не подумайте, что я опасаюсь влюбленных соперников, – просто я из тех людей, кто хочет все знать и все видеть… буквально все, понимаете?
И он снисходительно похлопал по плечу своего спутника, словно говоря: «Так что, мой милый, и не надейся встать между нами!»
Но д’Эннери поспешил его успокоить:
– На мой счет, Ван Хубен, вы можете не волноваться. Я никогда не флиртую с женами или подругами моих друзей.
Ван Хубен скептически покривился. Жан д’Эннери взял с ним, по своему обыкновению, тон легкой насмешки, за которой могло скрываться что угодно. И богач, решив добиться полной ясности, придвинулся к нему вплотную и сказал:
– Остается лишь понять, считаете ли вы меня одним из своих друзей…
Но д’Эннери неожиданно схватил его за руку, шепнув:
– Молчите…
– А? Что такое?
– Я слышу что-то странное.
– Где?
– За кулисами.
– И в чем же там дело?
– Да в ваших бриллиантах!
Ван Хубен испуганно вздрогнул:
– Что с ними?
– Прислушайтесь.
Ван Хубен навострил слух:
– Я ничего не слышу.
– Может, я и ошибся, – признался д’Эннери. – Однако мне почудилось, будто…
Договорить он не успел. Зрители в первых рядах партера и в ближайших к сцене ложах пришли в смятение; они пристально вглядывались в сцену и в кулисы, словно там происходило нечто необычное – возможно, как раз то, что встревожило д’Эннери. Некоторые даже вскочили на ноги, явно чем-то напуганные. По сцене промчались два человека во фраках. И внезапно раздались громкие вопли, а один из рабочих сцены испуганно прокричал:
– Пожар! Пожар!
Из-за кулисы на сцену вырвались багровые языки огня; повалил дым. С обеих сторон выбежали участницы показа и рабочие сцены. Какой-то человек, находившийся в их гуще, держал в руках меховую пелерину, пряча в ней лицо и вопя во весь голос вместе с остальными: