для меня, изумленно щуря овалы своих чуть близоруких глаз. Фоном для нее служила высокая широкоплечая фигура юноши, застенчиво топтавшегося позади нее, с лицом, выражавшим покорную радость: фон, по мановению портрета, скользнул в соседнюю комнату, женщина же сделала два-три робких шага навстречу:
– Вы? Но ведь дверь была закрыта: как вы вошли?
– Очень просто: меня еще вчера бросил к вам в ящик для писем почтальон.
– Как странно: вы так изменились.
– Как обыкновенно: вы так изменили.
Лицо ее стало чуть бледнее.
– Я ждала. Я бы ждала и дольше. Но…
– Ваше Но дожидается вас за стеной. Впрочем, и ему вы наступите когда-нибудь на сердце. Прощайте.
И я направился к двери. Ее голос задержал меня еще на минуту.
– Погодите. Прошу вас: ведь вы же должны понять… как человек… – Слова ее не слушались.
– А вы уверены в том, что я человек? Может быть, я только так… странствующее Странно.
И мы расстались. Быстрыми шагами, даже не заходя к себе, я направился к дому учителя. Уличные шумы и грохоты охватили меня со всех сторон. Вероятно, был праздничный день: веселая и неторопливая толпа топталась на тротуаре и у газетных киосков. Но я шел, глядя себе под ноги. Только случайно, подняв глаза, я увидел кучу будто слипшихся желтых, синих и красных шаров, которые, круглясь, точно огромные капли, легко скользя сквозь воздух, плыли над толпой. Я ускорил шаг. И не прошло и получаса, как…
Рассказывавший вдруг круто замолчал.
– Учитель, я слушаю: не прошло и получаса, вы говорите, как…
Он рассмеялся:
– Не пройдет и получаса, как… ваш поезд отойдет. И чего доброго, без вас. Взгляните на циферблат: пять минут десятого. Пора. Прощайте, мой сын!
И минутой позже наши глаза в последний раз взглянули друг в друга: через порог. Затем дверь затиснула створы, и тайна красной тинктуры осталась позади, за звонко щелкнувшим ключом.
I
– Пузыри над утопленником.
– Как?
Треугольный ноготь – быстрым глиссандо – скользнул по вспучившимся корешкам, глядевшим на нас с книжной полки.
– Говорю, пузыри над утопленником. Ведь стоит только головой в омут, и тотчас – дыхание пузырями кверху: вспучится и лопнет.
Говоривший еще раз оглядел ряды молчаливых книг, стеснившихся вдоль стен.
– Вы скажете – и пузырь умеет изловить в себя солнце, сини неба, зеленое качание прибрежья. Пусть так. Но тому, кто уже ртом в дно: нужно ли это ему?