– Дети, – не своим от напряжения голосом прорычала женщина. – Спаси моих детей!
Роза держалась до последнего, пребывая в сознании даже тогда, когда лекарь вскрыл ее живот, пытаясь добраться до чрева. Никто точно не скажет, была ли то врачебная ошибка или плод изначально был мертвым, но только из живота Розы извлекли два мертвых синеватых тельца. Оба ребенка не дышали, и сколько их ни трясли, они так и не заплакали, не закричали. Роза тяжело дышала, в груди у нее клокотал звериный вой, а когда лекарь зашил ее живот, оставив на нем многочисленные кривые швы, она уже не дышала.
Юноша отошел в угол комнаты и прикрыл глаза. Удушливый запах крови лишил его обоняния, и он уже не слышал поднимавшегося с земли пряного запаха песка. Он пытался продышаться, высунув голову из прорези окна, но по-прежнему чувствовал лишь тошноту, подступившую к горлу. Лекарь был молод, и в душе он жалел несчастную женщину, чувствуя свою вину. Если бы он не резал наобум торопясь, ему бы удалось ее спасти. Но в результате он упустил жизнь трех человек.
К нему подошла сухая старуха и протянула чистое полотенце.
– Я ужасный врач, – сказал лекарь. – Я убил их.
– Здесь такое случается часто. Вы старались.
Это было то, что он хотел услышать, но вовсе не то, что он чувствовал.
На ветвях колючего куста качались тени воронов. Неожиданно один из них громко отрывисто крикнул. Голос старого ворона оглушил повисшую над долиной тишину, и следом за исчезающим эхом раздался детский плач.
Лекарь обернулся и увидел, как одна из рабынь поднимает кричащую девочку и прижимает к себе.
– Посмотрите, – улыбнулась старуха, – вы помогли этой девочке родиться.
Рабыня ополоснула ребенка и закутала в простыню. Она нежно прижала девочку к груди. На Давидовых рудниках редко рождались дети, но когда рождались, они приобретали матерей во всех женщинах колонии. О них заботились до первой болезни, которая либо уносила их жизнь, либо ставила их на ноги. Но были и дети, которых община бросала. Проклятые дети.
– Боже мой! Ее глаза!
Прежде чем женщина уронила младенца, лекарь подхватил его на руки. На бледном, чуть розоватом лице сияли разномастные глаза.
Вороны с громким криком взмыли вверх сообщить небесам о том, что у принцессы Фредерики родилась дочь.
***
Когда меня среди прочих выволокли наружу из душной полуразваленной хибары, где три дня отравлял воздух смрад разложения, солнце находилось в зените, и воздух плыл перед глазами от жара. Я не осмеливалась поднять лицо и чуть подслеповатыми глазами смотрела под ноги. Нас не кормили несколько дней. Кандалы тянули к земле, и я сгибалась под их тяжестью, подволакивая ноги. Стражники поторапливали к лобному месту, дергая за цепь на ошейнике, и я падала, тяжело превозмогая боль в опухших ступнях. Меня поднимали и заставляли идти. Больше чем больно было обидно, но я не плакала, не просила и не жаловалась.