Елизавета Петровна хихикнула, скрыв смех за кашлем, а Павел внутренне похолодел: не хватало только, чтобы Георгий разбрасывался такими глупыми шутками после того, что натворил. С другой стороны, было бы странно, если бы он молчал. Но Павел предпочёл бы, чтобы Георгий сказался больным и вообще на похороны не приходил. Но нет… Тому нужны зрелища.
– Очень мило с твоей стороны, – буркнул Павел и отвернулся.
Из прощального зала вышел Мстислав – мэр Птицына, высокий и статный мужчина пятидесяти четырёх лет. Его волосы наполовину покрывала седина, но наполовину они остались природного тёмно-коричневого цвета. Из-под чёрного пиджака виднелась белоснежная рубашка, сияющая, будто подсвеченная изнутри. Весь вид Мстислава демонстрировал власть, богатство и смертельную опасность, но Павел знал, что впечатление частично обманчиво.
За Мстиславом следовали двое молодых людей, которых Павел знал довольно плохо. Они работали на мэра, а чем конкретно занимались, он понятия не имел. Вполне возможно, что Мстислав продолжал проворачивать свои незаконные дела или отмывать оставшиеся деньги, и тогда неудивительно, что ему понадобились помощники.
Решив пока не думать об этом, потому что вряд ли Мстислав был ночью в парке, Павел проскочил в прощальный зал и остановился над гробом с Семёном.
Запах смерти, больше фантомный, чем реальный, забился в нос. Раны на животе мужчины наверняка зашили, и теперь он лежал в молочно-белой рубашке. Погибшие безвременно часто кажутся в гробу спящими, но к Павла не сложилось подобного ощущения – хотя лицо Семёна было бледным, словно восковым, на нем пролегли не заметные раньше морщинки. Павел почти видел страдание, скопившееся в углах закрытых глаз, болезненно сжатые губы и огрубевшую линию подбородка.
– Ты же знал, что однажды этим закончится? – прошептал Павел, наклонившись к самому уху мертвеца. – Знал, что найдётся в Птицыне безумец, который прикончит тебя. Ты прожил пустую бессмысленную жизнь и закончил её так же бессмысленно. Видишь, никто по тебе не плачет. Никого не волнует, что позавчера где-то в темноте сдохла очередная вшивая псина. Хотя собак мне гораздо жальче тебя.
Павел выпрямился и поправил атласный саван.
– Там не будет тебе ни покоя, ни мира. Мерзавцы, я надеюсь, исчезают навсегда.
Он повернул голову направо, где неслышно остановился Георгий. Тот задумчиво разглядывал лицо Семёна, будто видел в этом что-то чарующее.