Чрево Парижа. Радость жизни - страница 2
Валтасар, разжиревший конь госпожи Франсуа, шел в голове обоза. Он шагал в полудреме, шевеля ушами, как вдруг вздрогнул от испуга и стал точно вкопанный против улицы Лоншан. Шедшие сзади лошади стукнулись головами о задки передних повозок, и вся вереница подвод остановилась, звякнув от толчка железными частями. Послышались проклятия разбуженных возчиков. Госпожа Франсуа, которая сидела на возу с овощами, прислонившись к передку, посмотрела на дорогу, но ничего не смогла различить при слабом мерцании квадратного фонарика, освещавшего слева только лоснящийся бок Валтасара.
– Эй, тетка, двигайся, что ли! – крикнул один из возчиков, встав на колени среди пучков репы. – Наверно, какой-нибудь пьяница – нализался как свинья!
Женщина наклонилась и увидела справа, почти под копытами лошади, темную массу, преграждавшую дорогу.
– Нельзя же давить людей, – сказала она, спрыгнув на землю.
Перед нею, растянувшись во весь рост, раскинув руки и уткнувшись лицом в пыльную мостовую, лежал человек, необычайно длинный и тощий, словно сухая ветвь; чудо, что Валтасар ударом копыта не переломил ему хребет. Госпоже Франсуа показалось, что человек мертв; она присела на корточки, взяла его за руку и почувствовала, что рука теплая.
– Эй, послушайте-ка! – тихо произнесла зеленщица.
А возчики сердились. Тот, что стоял на коленях на возу, продолжал хриплым голосом:
– Да стегните же лошадь, тетушка!.. Ишь нахлестался, проклятый боров. Спихните его в канаву – вот и все.
Между тем лежавший открыл глаза и, не двигаясь, растерянно посмотрел на госпожу Франсуа. Она подумала, что он действительно пьян.
– Нельзя вам тут лежать, вас раздавят… – сказала она. – Куда вы шли?
– Не знаю… – проговорил тот чуть слышно и потом прибавил с усилием, тревожно озираясь: – Я шел в Париж и свалился, не помню как…
Зеленщица вгляделась в него: он был жалок – его изорванная одежда состояла из черных брюк и черного сюртука; под этими лохмотьями выступали кости исхудалого тела. Из-под фуражки грубого черного сукна, опасливо надвинутой на лоб, смотрели большие, необыкновенно кроткие глаза; лицо было суровое и изможденное. Госпожа Франсуа подумала, что такому изнуренному человеку, пожалуй, не до пьянства.
– Да куда же вы хотели попасть в Париже-то? – опять стала она допрашивать.
Незнакомец не сразу ответил, смущенный ее вопросом. Он, казалось, раздумывал и наконец произнес, запинаясь: