Михей вздохнул и поплёлся за Марчелом.
***
Михей стоял посреди тренировочного плаца, огороженного невысоким забором, именно здесь проходили его тренировки с Марчелом. Это походило на спектакль, где у него была главная роль, а остальные стояли на безопасном расстоянии, затаившись и ожидая. Двое юнцов-гвардейцев – их явно завербовали недавно – держали сетку и переступали с ноги на ногу, словно опасаясь. Ну да, чего бы им не опасаться, когда на них может наброситься вырколак. Если он сможет его призвать.
Эта маленькая деталь заставляла Михея попеременно бледнеть и краснеть. Он стоял посреди плаца, и все на него пялились. Это раздражало и пугало одновременно. Марчел стоял неподалёку от юнцов с мечом наготове, ожидая, что зверь набросится на него. Но сможет ли он…
– Ну, давай, Михей, – мягко и почти любовно произнесла госпожа, – покажи нам вырколака.
В голосе было слишком много ласки и заботы, но от Михея не скрылся немой приказ и ожидание его провала. Госпожа предвкушала это, всем своим чёрным сердцем. Михей был в этом уверен.
«Чем думать про госпожу, лучше сосредоточься на дыхании, – сказала ларва. Тон её изменился, теперь он ничем не отличался от командного голоса госпожи. Ларва хотела им управлять, Михей это чувствовал. – Не надумывай. Я просто хочу, чтобы мы справились, так что тебе лучше прислушаться ко мне. Ты же хочешь стереть эту самодовольную ухмылку с её лица?»
Михей посмотрел на госпожу и тут же понял, о чём говорила ларва. Госпожа точно верила, что права.
Он закрыл глаз и глубоко вздохнул, направляя всё внимание на дыхание. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Он перестал различать обрывки фраз, которые звучали на фоне. Только чувствовал, как грудь мерно поднимается и опускается.
«Молодец, – подбодрила ларва. – Чувствуешь, как стало тихо?» – «Да». – «А теперь посмотри вглубь себя, отринув все предубеждения. Что ты видишь?»
Михей нахмурился, совершенно не понимая, что должен увидеть в глубине себя. Эти пять дней, что он оставался наедине, были полны сожалений и страданий. Боли. Боли от невысказанных обид. Боли от предательств. Боли от обманов. Вся его жизнь превратилась в один сгусток боли, который цепкими когтями впился в сердце, не оставляя места ни для чего другого. Михей вздохнул и вновь погрузился в душу, рассматривая, что скрывается за болью. Он заметил движение тени. Тень вела его куда-то, и он последовал за ней. На душе стало гадко и темно. Слишком темно, словно он всматривался в необъятную тьму, что поселилась в сердце.