Кто и зачем из обычных геологов делает героев? Как говорится, есть ли… в СССР место подвигу?»
Отыскался след шкаликов… После суточной отсидки в КПЗ по Советской улице, что и по сей миг существует в иркутском городе, Женька Шкаратин был отпущен на свободу и, по настоянию милиции, возвратился в «Востсибуглеразведку», в знакомый ему – да и любезным читателям – кабинет Тюфеича. На дворе стояла глубокая осень, ледок на Ушаковке прихватило первым морозцем, снежный заберег взъерошило и приморозило зябким хиуском. Хрустели хрусталики под ногами. Нет, пожалуй, два года назад было теплее. Может, от «Плиски», выпитой натощак, показалось? Мгновенье неуловимого счастья ударило током – до боли. Шкалик пересидел на захламленном бережке обеденное время, пытаясь выдумать слова оправдания, сто раз проговаривая просьбу: «пошлите на канские угли». Наконец, он выдумал трос, свисающий перед носом, захватив который обеими руками, сорвал тело с места. Прыжками поскакал в здание экспедиции.
…«Был отпущен – пришел» – дистанция огромного размера. Утром, покинув милицейскую КПЗ, Шкалик проехал «зайцем» до родного общежития, взбаламутил глаза знакомых рож старых друзей фантастическими картинами геологических былей, веря в собственные байки. Студенты спешно пили утренний чай, торопясь на занятия. Шкалик, потренькивая на Кешиной гитарке, поджидал неизвестности.
– Ну, ты Шкалик и Конан-дойл!
– Кеха, не дерзи мне – получишь…
– А не ври, Шкалик, лучшему другу. Про зелененьких… зеленю-ю-сеньких… человечков. Не три уши. – ёрничал Кеша.
– Не человечки они… Значит, иду ночью в сторону Борзи. Дымом воняет. Думал, это от труб. Вдруг со стороны холмика на меня шквал искр обрушился! Веер бенгальских огней… Да подожди ты, Кеха… А за веером искр к дороге покатилась стена пламени… Всполохи как волны воды. Ярко-оранжевые и жаркие… Я, идиот, побежал от неё вперёд. А навстречу мне вообще… пал огня высотой в… полменя… Бегу по грунтовке, смерть по обе стороны дороги, так и лижет бока… Тело, чувствую, накаляется, штормовка и волосы… Уже и назад хода нет, и впереди – неизвестность… Ночь, темень, дым и огонь… Задыхаться стал. Уже не бегу, а трусцой… Всё, думаю, сгорю сейчас заживо… И, понимаешь, Кеш, Люся мне на ум пришла… Ведь узнает, что я сгорел заживо. Как переживёт?.. Во рту у меня сухота, горло першит, хриплю… Потом я задом пошёл, упал, пополз… внизу не так жарко… а дорога-то го-ря-чая, как сковородка… Я вскочил… И вдруг новый веер искр и вместе с ним холодом меня обдало: это ветер в лицо задул, да такой силы, что весь пал отнесло от меня. Только не ветер это был, а зелёное… прохладное и… хвоей пахло. Ну чо ты ржёшь, Кехун придурочный?..