Следующие строки уже раскрывали внутренний конфликт юной девушки между долгом перед семьёй и желанием свободы, который в конце концов привёл к её изгнанию:
«Иногда я думаю, что этот дом – не мой дом. Всё здесь слишком большое, слишком правильное. А я? Мне хочется куда-то бежать, где я могу просто дышать, не чувствуя себя обязанной жить по чужим правилам. Но как объяснить это семье?»
Он перелистнул еще пару страниц, и его взгляд упал на строки, полные тревоги и боли: «Они больше не говорят со мной. Мама не смотрит в глаза, а отец кричит, что я предала их. Но разве любовь – это предательство? Разве я виновата, что выбрала своё сердце? Меня обвинили в том, что я разрушила их жизнь, но разве они когда-нибудь задумывались о моей?»
Дальше записи стали более отчаянными, наполненными болью и одиночеством. Он почти слышал голос матери, когда она описывала, как её семья отвернулась от неё, как ей пришлось покинуть этот дом, оставив позади всё, что ей когда-то было дорого. Стивен закрыл дневник, ощущая глухую боль в груди. Он получил не просто наследство. Это были невыносимо тяжёлые воспоминания, которые теперь ложились на его плечи.
Эти сокровенные цитаты из дневника мамы, прочитанные им без ее разрешения, заставили его устыдиться. Было такое ощущение, что он подсмотрел за её жизнью исподтишка в замочную скважину. Тем не менее, Стивен душой прочувствовал состояние юной Джессики до того, как произошёл разрыв с семьёй, её растущую неудовлетворённость, мечты о свободе и зарождающуюся любовь, которая в итоге изменила её жизнь, а ещё горечь, которой были наполнены ее последние дни в родительском доме. Его сердце болезненно сжалось от осознания того, через что прошла его мать.
Порывшись в сундуке, он обнаружил ещё один предмет – старую музыкальную шкатулку. Она выглядела потрёпанной, с затёртым лаком и слегка облезшими краями, но, когда он открыл её, тихая, хрупкая мелодия наполнила комнату. Это была мелодия, которую мать напевала ему перед сном, когда он был ещё ребёнком. Слёзы наполнили его глаза, но он не позволил им пролиться. Эта шкатулка, хотя он держит в руках впервые, – часть его детства, которое они с матерью делили вдвоём, вдали от этой семьи, вдали от боли и презрения. Он вспомнил, как она возвращалась к ней в те редкие моменты спокойствия, когда они могли позволить себе мечтать о лучшей жизни.