– Какая херня! – не выдержал я, только мы отплыли. – Слушай, Чокан, мне кажется, этот Семён краски сгустил, не могут же люди одной культуры, одного языка так друг друга ненавидеть. Чтобы настолько уродовать слова.
Чокан постучал себя по титановой пластине пальцем. Будто бы говорил – могут, могут. Но сказал – другое. Неожиданное.
– Всё в восемь-ка записал. Всё внутри их деревушки.
– Чем? – удивился я.
– У меня огменты в глазу, и заведено всё под пластину, на рентгене не видно. Камера, микрофон, два терабайта памяти. Всё экранировано.
– Это в тебя пытками затолкали? – растерялся я.
– Нет, уже потом. Наши поставили. Мол, чего пропадать титановой заплатке. И дырке в голове. – спокойно разъяснил он.
Про шуруповёрт при случае надо деликатно уточнить – шутка или нет.
Лодка гудела, уходя от Ленинск-Покровского. Следующая точка – Обезбольск, он же порой – Мегабольск, он же в прошлом и настоящем – Тобольск. Иногда и – Сёбольск. Если будет время – надо подробно расшифровать для иностранцев, в чём тут шутка заключается.
Чокан ушёл в трюм.
С другой стороны, да кому вообще нужны эти исковерканные названия. Я начал ругаться про себя, а потом, видимо, и вслух. Про извращенцев из Ленинск-Покровского. С которыми несколько месяцев списывался, чтобы потом полчаса походить по улице и постоять в избушке. И записать совершенно никчёмную лекцию про географическое членовредительство.