– Не говори «гоп», – вздохнул парень, проворно нагнулся с телеги и сорвал желтый тюльпан. – Там тоже не дураки сидят…
– Только бы они воевать промеж собой не начали завтра, – усмехнулся старец. – Нам это не на руку. Вот сладим дело, а потом уж они пусть друг друга напрочь расколошматят. Не жалко…
О том, что его в Ушарале всякий знает, старик здорово ошибался. Они только подъехали к глинобитному забору на околице села, так их всех без разбора сразу же уложили носом в горячую пыль и начали обыскивать. Обобрав испуганных путников до нитки, стали вооруженные люди совещаться: здесь ли расстрелять «эту гниль» или отвести подальше в степь.
– Я свой! – верещал старик. – Старосту позовите! Он знает меня! Я здешний! Супряков я!
– Давай здесь их оприходуем, Тимоха, – сказал один из бандитов, крепко ударив носком сапога старика по ребрам. – Неохота по такой жаре идти куда-то.
– Здесь нельзя, через день вонять начнут, а могилу копать, земля тяжелая, камень один, – ответил его подельник. – Лучше отойдем в степь и там…
– Эй, казаки, – твердым решительным голосом сказал, лежащий возле стонущего старика Николай Громов. – К генерал-майору Анненкову меня отведите. К Борису Владимировичу. Он меня ждет.
– Чего? – переглянулись казаки, услышав не особо привычное в последнее время воинское звание и имя с отчеством предводителя партизанской армии. – К кому?
– К атаману вашему! – в голосе Николая послышался некий начальственный оттенок, от которого в душах казаков проклюнулся росток сомнения. Они немного пошептались, пожали плечами, и повели пленника к центру села, а спутников его заперли, на всякий случай, в хлеву старой конюшни.
Генерал-майор казачьего войска Борис Владимирович Анненков сидел за столом в просторной горнице и насмешливо глядел на связанного молодого человека. Черный застиранный халат генерал-майора был распахнут на мускулистой груди, обнажая перед пленником татуировку черепа с костями. Когда Анненков начал говорить, череп под грудью будто ожил.
– Так это я тебя жду? – чуть нахмурил бровь атаман и легко раздавил пальцами крупный грецкий орех.
– Я вынужден был так сказать, Борис Владимирович, – ответил Николай, не пряча глаз от атаманского взора. – Мне надо непременно с вами переговорить.
– О чем же?
– Я пробирался сюда из Иркутска и хочу вместе с вами бить красную заразу. Я с двадцати лет в добровольческой армии, контузию получил. Я готов жизнь положить на алтарь. Это, во-первых, а во-вторых, я хочу доложить вам, что в десяти верстах отсюда отряд красных.