Казалось бы, г-же де Сент-Эверт удалось преобразовать салон прокаженных в необыкновенно изысканный салон великосветских дам: он теперь выглядел сверхшикарным, так что непонятно было, с какой стати особе, которая дает самый блестящий вечер в этом сезоне, накануне обращаться к войскам с последним призывом. Но превосходство салона Сент-Эверт было ясно только для тех, чья светская жизнь сводится исключительно к чтению отчетов о приемах и вечерах в «Голуа» или «Фигаро», а сами они никогда там не бывают. Этим светским людям, которые видят свет только в газете, перечисления английской, австрийской и прочих посланниц, герцогинь д’Юзес, де ла Тремуйль и так далее было довольно, чтобы с удовольствием представлять себе салон Сент-Эверт первым в Париже, хотя был он одним из последних. И не то чтобы отчеты были лживыми. Бо́льшая часть названных в них гостей в самом деле там была. Но каждый пришел после уговоров, знаков внимания, одолжений, чувствуя, что удостоил г-жу де Сент-Эверт огромной чести. Такие салоны, не столько манящие, сколько отталкивающие избранную публику, салоны, куда ходишь, так сказать, из чувства долга, внушают иллюзии только читательницам светской хроники. Они вскользь проглядывают строчки о празднике воистину утонченном, на который хозяйка дома могла бы пригласить сколько угодно герцогинь, благо они так и жаждут оказаться среди «избранных», но пригласила только двух или трех и не стала сообщать в газету имена своих гостей. К тому же эти высокородные дамы не признают могущества, которым нынче располагает реклама, или пренебрегают им, поэтому испанская королева считает их изысканными и утонченными, а толпа их не знает, ведь королева понимает, кто они такие, а толпа понятия об этом не имеет.
Г-жа де Сент-Эверт была не из этих дам и как примерная пчелка явилась собирать на завтра все, что было приглашено. Г-н де Шарлюс к приглашенным не относился, он всегда отказывался к ней ездить. Но он рассорился с таким множеством людей, что она могла отнести его отказы на счет дурного характера.
Конечно, если бы там была только Ориана, г-жа де Сент-Эверт могла бы не беспокоиться, потому что приглашала ее лично, и приглашение было принято с прелестной обманчивой обходительностью, которой с непревзойденным искусством владеют академики: кандидат уходит от них растроганный, не сомневаясь, что может рассчитывать на их голос. Но дело было не только в Ориане. Придет ли принц Агриджентский? А г-жа де Дюфор?