Если он так отклонялся от заданного курса, подходила мать-настоятельница, закрывала крышку пианино и иногда била его линейкой по ладоням. Тем не менее потом она всегда снова просила его поиграть. Она ничего не могла с собой сделать. Когда дети знали, что Пьеро в одном с ними помещении, не было такой силы, которая могла бы заставить их слушать учителя или играть с другими детьми.
И, конечно, именно Роза, как-то вечером нарушив традицию, встала со стула и принялась танцевать под мелодию, которую исполнял Пьеро. Она изящно прошла колесом, потом встала на руки, вытянув прямо вверх ноги так, что юбка упала вниз, накрыв ей голову. При виде этого Пьеро сначала обомлел. Потом он чуть подался вперед, как будто только что уловил мелодию, подходящую для сопровождения столь экстравагантного выступления. Он сыграл еще один бравурный такт заводной мелодии, желая подбодрить девочку. Роза танцевала, помахивая руками над головой, как будто прощалась с солдатами, уезжавшими на поезде. Одна монахиня проворно поднялась с места, подскочила к Розе и так стукнула ее по затылку, что девочка упала на пол, а другая сестра милосердная тем временем занялась Пьеро. Матери-настоятельнице не нравилось, когда одновременно наказывали этих незаурядных детей, поскольку это могло пробудить в них дух солидарности. Но разве у нее был выбор?
Даже мать-настоятельница, которая частенько бывала суровой и злобной, испытывала к Пьеро что-то вроде симпатии. Он иногда так умильно ее изображал, что это вызывало у нее улыбку. Тем не менее она отвешивала ему тумаки, как и всем остальным детям, пока в приюте не появилась сестра Элоиза.
Сестра Элоиза пришла в приют еще совсем молодой – ей исполнилось только двадцать два года. У нее был высокий лоб, рыжеватые брови, веснушчатые щеки, симпатичный носик и розовые губы. Чтобы в полной мере оценить соблазн ее пышной, дородной фигуры, нужно было видеть ее нагой. Любой мужчина счел бы ее привлекательной. Впервые ее увидев, Пьеро почему-то подумал о стакане с молоком. Она вызвала у него ассоциации с выстиранными простынями, которые колышет на веревке ветер, когда они высохли и снова стали сухими, легкими и мягкими.
Всем детям казалось, что после прихода в приют новая молодая монашка будет оставаться доброй, нежной, хотя бы чуточку будет вести себя так, как вела бы себя настоящая мама. Но, конечно же, их простодушные надежды никогда не сбывались. Милосердные сестры всегда становились злыми и спустя несколько месяцев начинали бить детей и кричать на них. Старшие сироты со временем уже больше ни на что не надеялись, понимая, что эти перемены происходили с монашками из-за специфики самой работы.