Я бы сказала, что дело здесь не в жестокости, а в жертвенности. Возьмем, например, святых. Пожертвовав собой во имя веры, они продолжают жить на земле и много столетий спустя: в церковных календарях, в картинах и скульптурах каждой галереи, на открытках, увековеченные в названиях церквей, улиц, площадей, зданий. Разумеется, жертва должна быть оправдана, как в случае со святыми и Толлундским человеком, учитывая времена, в которые они жили. Они принесли себя в жертву ради чего-то большего, чем их собственная жизнь.
Я чувствую, что тоже положила свою жизнь на жертвенный алтарь, но ради чего? Во-первых, во имя общества, своих родителей и их сверстников, чье давление не позволило мне прервать беременность или решиться на участь матери-одиночки. Во-вторых, я пожертвовала собой ради фермы. Эдвард – так зовут моего мужа – вполне доволен жизнью, пока у него есть земля, урожай, рогатый скот и сезонные работы. Я не такая, но сезоны сменяются так беспощадно и приносят за собой так много забот, что мне никуда не деться. Я принесла себя в жертву так давно, такой юной, и на осознание своего положения у меня ушло столько лет, что я уже не могу сказать точно, чем именно пожертвовала. Что приносило бы мне такое же удовлетворение, с которым Эдвард встречает каждый новый день? Возможно, могло хватить и поездки в Данию. Но пустота моей жизни так велика, что ее невозможно заполнить, сделав один, такой незначительный, шаг.
Не хочу, чтобы Вам показалось, будто я жалею себя. Это не так. У меня в жизни были радостные моменты. Нам с Эдвардом бывало хорошо вместе, и теперь мы гармонично движемся к спокойной старости. У меня есть дети и внуки, они дарят мне много счастья. И все же, что именно я безвозвратно утратила, лишив себя возможности выбирать еще в ранней юности?
Только что я подняла глаза от страницы и увидела в окно, как моя младшая внучка, которой еще нет и трех лет, бежит по двору, останавливается у решетки канализации и просовывает сквозь нее перчатку. Она в том возрасте, когда приседать так же легко, как садиться на стул (я такого времени в своей жизни уже даже и не помню), ей почти удается уронить перчатку вниз, когда во дворе появляется ее папа, мой сын Тэм, и подхватывает дочку на руки. Он вытирает ее ручки о свой комбинезон и уносит. Она визжит, как свинка. Эта сцена вызвала у меня улыбку, и на секунду я почувствовала себя счастливой.