Но вернемся к вопросу визита в музей, который Вы так долго откладывали. В письме Вы упоминаете мужа и детей. Если Вам не хочется путешествовать в одиночку, может быть, к Вам присоединится кто-то из членов Вашей семьи? У меня самого есть дети (жена, увы, уже не с нами), и они обычно делают вместе со мной то, что мне не хотелось бы делать одному. Потакают мне, кажется, так правильно говорится. Я с большой радостью проведу Вас по музею, если Вы найдете способ до него добраться.
С уважением,
Андерс Ларсен, куратор
Бери-Сент-Эдмундс
9 февраля
Уважаемый мистер Ларсен,
Вы так добры, что продолжаете мне писать. Я вижу в этом одно из преимуществ старения: люди чаще проявляют доброту. То поднимают оброненную мной вещь, то терпеливо ждут, стоя за мной в очереди, пока я снимаю перчатки, чтобы открыть кошелек и расплатиться за покупки. Но Вы меня даже не видите. Вы добры просто к незнакомой корреспондентке. Спасибо Вам за это. Кроме того, Вы просветили меня по некоторым вопросам, и теперь мне стыдно. Я всю жизнь прожила на этой земле и, оказывается, никогда до конца не понимала ее природу, подмечая только самые поверхностные характеристики: какая она вязкая и блеклая, как хорошо растет на ней малина и как плохо – рододендроны. Я никогда не бывала на раскопках поселений железного века, но теперь собираюсь. Честно. Уже отметила в календаре относительно свободный день и твердо намерена их посетить.
Вы так много знаете о тех, кто жил задолго до нашего рождения в обстоятельствах, невообразимо отличающихся от привычных нам. О тех, кто оставил после себя так мало, что каждая мелочь предельно важна. Зная все это, неужели Вы не мучаетесь от собственной незначительности? Жаль, что в английском нет способа задать этот вопрос как-нибудь безлично, чтоб не звучало так, будто я называю незначительным конкретно вас. Вас, Андерса Ларсена, куратора Силькеборгского музея. Хотя на самом деле я пытаюсь понять, не кажется ли совершенно ничтожной собственная жизнь любому, кто обладает такими глубокими познаниями, как Вы (на этот раз подразумевая именно Вас)?
Вы пишете, что смерть Беллы огорчила меня. Это так. Я все еще скучаю по ней и оплакиваю ее потерю, но, знаете, она исчезла бесследно – ее кремировали, как, по вашим словам, и всех современников Толлундского человека, а прах развеяли по ветру. От Беллы не осталось и следа. Чего нельзя сказать о болотных людях, которые словно недавно расстались с жизнью, а по виду и вовсе не расстались. Они покоятся на всеобщем обозрении, наглядно демонстрируя, что когда-то существовали, жили на земле.