По мере того как суденышко удалялось от бухты, дождь и мрак усиливались, словно стремясь поглотить их. Гарольд различал лишь желтоватый отсвет от банки на лице сына; он тяжело дышал и мечтал только о том, чтобы ему хватило сил как можно раньше добраться до берега. Грейпс продолжал без остановки грести в свинцово-черных волнах, бивших в борта лодки и кидавших ее из стороны в сторону. Гарольд прекрасно понимал, что расстояние до суши не слишком велико, но сейчас его уже одолели сомнения. Ему ни на метр не удавалось продвинуться в нужном направлении. Бухта со старой верфью казалась совсем далекой, но гавань Сан-Ремо лежала еще дальше.
И тогда он понял, что совершил роковую ошибку: омывавшее остров течение набрало силу и тащило их прочь от берега. В этом мраке их несло в открытое море. Тело Гарольда окоченело, и он с беспокойством посмотрел на сына. Казалось, Дилан вовсе не испугался. Ему уже доводилось плавать на лодке в непогоду. Кроме того, рядом с отцом ему никогда не было страшно. Гарольд же, напротив, начинал поддаваться панике. Он отложил одно весло, схватил швартовый конец и бросил его в ноги сыну.
– Держись за него изо всех сил! – Он старался перекричать вой шторма.
Дилан послушался и улыбнулся отцу в мерцающем сиянии светлячков. И тут волна ударила в корпус суденышка. Лодка опрокинулась, и свет исчез, поглощенный мраком. Именно в это мгновение горшок с гортензией выпал из рук Мэри-Роуз и разбился о плитки пола в маленькой квартире в Сан-Ремо. Она сразу же поняла, что случилось нечто ужасное.
Если бы кто-нибудь из обитателей Сан-Ремо вздумал встать с постели, разбуженный шумом грозы, и выглянул в окно, его взору представилось бы фантасмагорическое зрелище: трехэтажный дом семьи Грейпс накренился на тридцать градусов над обрывом и словно по волшебству застыл в таком положении.
Но вовсе не колдовство поддерживало дом в этом почти сверхъестественном равновесии, а последний из оставшихся закрепленными стальных тросов.
Глубокую тишину нарушал лишь клекот воды, бурными водопадами спадающей по скатам крыши.
Внутри дома, у обращенной к обрыву стены, кучами громоздились коробки, стулья и прочая мебель. Единственным предметом, остававшимся на месте, была массивная кровать, на которой по-прежнему спали Гарольд и Мэри-Роуз. Ничто не могло потревожить их забытья, вызванного сильнодействующими таблетками от бессонницы.