– Просто скажи мне, что ты не имеешь никакого отношения к исчезновению Нади.
– Как ты можешь меня подозревать? – спросил Виктор упавшим голосом.
В таком подавленном состоянии Жан его раньше не видел. Это что-то новое. Все тридцать лет Виктор был борцом, бунтарем, подстрекателем, порой даже обвинителем, но угнетенным – никогда. Втайне Жан выругал себя за свои слова, но улики свидетельствовали против Виктора, и игнорировать их означало бы оказать ему дурную услугу.
– Зачем ты попросил, чтобы меня позвали?
– Ты же знаешь, мне они не поверят. Я – идеальный подозреваемый. Я несколько месяцев боролся за то, чтобы дело об убийстве Солен не закрывали по истечении срока давности, – и вот другая девочка исчезает почти в самую годовщину роковой даты… Следователям наверняка придется возвращаться к моему делу. Даже если твои дружки не найдут никаких следов настоящего преступника – всегда ведь легче искать под фонарем… А я – вот он. Тот, кому преступление выгодно в первую очередь. На их месте я бы тоже меня арестовал.
Жан невольно улыбнулся. С самого начала их знакомства Виктор никогда не скрывал своего презрения к полицейской братии, и Жан не мог его за это упрекать. Двое детей Виктора исчезли, дочь – навсегда, сын, возможно, тоже, и никто не смог дать ни малейших объяснений случившегося. Чего он не понимал, так это почему он сам, Жан Вемез, вынужденный вновь вернуться к этому делу – при всей, казалось бы, очевидности фактов, свидетельствующих против Виктора, – продолжает сохранять симпатию к нему.
– У них есть и другие улики, – нехотя произнес он. – Они нашли ее шапочку у тебя дома.
– Надя заходила меня навестить время от времени.
– То есть как – «заходила навестить»?! С каких пор? Почему ты им об этом не сказал?
– Чтобы они вдобавок приняли меня за старого извращенца? Нет уж, спасибо!
– Скажи, зачем она к тебе приходила? – настаивал Жан. Ему стало не по себе.
– Расслабься, Жанно, это не то, о чем ты подумал. Ничего похожего на разврат. Будь уверен, штатный психолог тебе скажет, что я совершил «трансфер»[10] по отношению к этой девочке, но клянусь тебе, это не так. Надя в курсе нашей семейной истории, ей известны все детали. Она решила сделать в школе доклад, посвященный Солен. Это итоговая работа, которую она должна была представить к концу учебного года. Ну, знаешь, эти школьные задания для самостоятельной работы… Каждый пишет свой доклад в течение всего года, а потом выступает с ним перед классом. Надя отчего-то вбила себе в голову, что все ее ровесники должны узнать, что случилось с моей семьей. Долг памяти в каком-то смысле… Она была хорошей девочкой, очень умной для своих лет.