Через дорогу от нас живет одна леди с ребенком. Я вижу, как она выходит из своего дома или заходит туда, и надеюсь в скором времени с ней познакомиться. Остальные люди, что обитают по соседству, постарше и довольно приветливы, когда мы встречаемся на улице. Но, по-моему, они как-то настороженно относятся ко мне, и я об этом сказала Мартину. Он ответил, что для здешних жителей все иммигранты – подозрительные личности. Мы живем недалеко от Китайского квартала, куда я не наведываюсь, но, когда бываю в центре, замечаю, как некоторые злобно смотрят на китайцев с длинными косичками, падающими им на спины.
Думаю, я могу быть счастлива в Сан-Франциско, и хочу, чтобы ты не волновалась. Мартин – довольно закрытый человек, но, возможно, со временем между нами возникнет привязанность, а я, как тебе известно, не тороплюсь. Если Мейсон свяжется с тобой, пожалуйста, передай ему, что я не держу на него зла за то, что он бросил меня в Нью-Йорке. После его отъезда мне пришлось нелегко, но теперь я с радостью исполняю роль матери Кэт, тем более что, скорей всего, другого ребенка у меня никогда не будет.
Передай братьям, их женам и малышам, что я всех их люблю. Я скучаю и часто думаю о тебе, и очень благодарна, что ты разрешила мне взять с собой старую тетрадку отца, в которой он записывал слова. Я знаю, что ты очень дорожила ею. Каждое утро я заглядываю в нее и выбираю какое-нибудь слово. Сегодня выбрала «ренессанс». То есть «возрождение». Именно такое у меня сейчас состояние, мама, – будто я возродилась. Наконец-то я чувствую, что мне выпал шанс начать все сначала.
Я нередко жалела, что нельзя повернуть время вспять и многое сделать иначе, но, может быть, лучше уж начать жизнь с чистого листа, нежели возвращаться назад и надеяться, что тебе хватит мужества и мудрости поступить иначе.
Прошу тебя, мама, порадуйся за меня…
Мы с Кэт отправили по почте запоздалое письмо моей матери – то самое, что я переписывала раз пять, – и теперь возвращаемся домой. Начинается дождь. Мы понимали, что можем угодить под ливень, но все равно вышли из дома, потому что у меня не было почтовых марок, а Мартин все ящики письменного стола в библиотеке держит на запоре. Я это знаю, потому как пыталась их выдвинуть – не из любопытства: просто дни тянутся медленнее, когда Мартин бывает в отъезде, и однажды я подумала, что нам с Кэт надо бы навестить миссис Льюис, раз уж она приглашала нас в гости. Только вот я не знала, как найти к ней дорогу. Я надеялась отыскать ее адрес среди бумаг Мартина, но стол был заперт. В другой раз я хотела взять одну из авторучек Мартина, поскольку в моей кончились чернила, а стол опять оказался заперт. Я опустилась на стул недоумевая: деньги, если Мартин решил хранить их дома, он держал бы в одном из выдвижных ящиков, так зачем запирать все до единого? Совершенно очевидно, что он никому не хочет показывать их содержимое. Что еще он может прятать в столе, кроме документов, касающихся его работы, приходно-расходной книги и, может быть, пары банковских книжек?