– А это что значит?
– Это указывает на сильное отравление. Будь она чуть выше, он бы потерял сознание. И еще мы сделали предварительные анализы биолого-генетических материалов и следов спермы не обнаружили. Но ждем окончательного ответа от генетиков.
Возникла короткая пауза, пока Трокич обдумывал полученные сведения. Ничто по-прежнему не говорило в пользу версии о насилии на сексуальной почве.
– Да, привет тебе от Кристины, – буркнул Бак.
Много лет назад судебный медик привел в управление дочку-подростка, и та по уши влюбилась в заместителя комиссара. Трокич, разумеется, не мог всерьез воспринимать эту детскую любовь дочери коллеги, пресекал любые ее попытки остаться с ним наедине, не читая, отсылал ее многочисленные послания обратно. И как прикажете понимать этот привет? Он думал, она его давно забыла.
Стоя возле из машины, Трокич огляделся. Он был здесь впервые. Воздух был морозный, на деревьях позвякивали тысячи заиндевевших веточек. Скеллегорден напоминал фермерскую усадьбу начала прошлого века, и Трокич решил, что сельхоззем ли хозяева выделили для строительства близлежащих коттеджей. От прежних времен остались только жилой дом и служивший ныне пристройкой к нему бывший скотный двор. На участке примерно в две тысячи квадратных метров сдавались внаем четыре квартиры. Три располагались в большом доме, а четвертая – в пристройке. Дом с огромными окнами в лиловых рамах был неровно выкрашен темной охрой. Краска во многих местах облупилась, особенно на высоком цоколе, на входной двери топорщились лохмотья лакового покрытия. Крыша из асбестоцементного шифера также нуждалась в замене.
Лукас жил на втором этаже вместе с родителями и младшим братом. Почему они обретались в этой развалюхе, а не купили себе дом? Пусть даже их доход оставлял желать лучшего, но все же это представлялось весьма странным. Как будто старшие Мёрки не решались расстаться с первым жильем своей молодости.
Трокич так и не понял, как Ютте Мёрк, оглушенной горем и находящейся в полуобморочном состоянии, удалось выставить полицейских, принесших ей черную весть. Напротив него сидела тщедушная женщина, почему-то напоминавшая муравья. На вид ей было лет сорок пять, некрасивое лицо опухло от слез. Рыжие волосы с пробивавшейся сединой были темнее, чем у Лукаса, и выглядели неопрятно, похоже, расческа их не касалась далеко не первый день. Затуманенный взгляд бесцветных глаз блуждал по комнате, ни на чем подолгу не останавливаясь. Она как будто прокручивала в голове события последних дней. Движения были неуверенными и скованными. У Трокича заныло сердце, не приведи бог никому терять ребенка.