Глава 2, о том, как название улицы и фамилия могут сломать жизнь
Сабина попрощалась с Зузой ровно в шесть, пообещав, что на следующий день они вместе пойдут в бассейн. С сожалением покидала она комнату подруги, где стояли представительный мебельный гарнитур и удобный мягкий диван, а на полке над столом висела картинка с изображением улыбающихся котят в корзинке.
В доме на Конце Света мебель была совсем старая, но зато, как выражалась Тётя Мотя, она «имела душу». По мнению Сабины, никакой души там не было – а были только жуки-короеды, о чём свидетельствовали маленькие дырочки, куда мама регулярно впрыскивала скипидар. В комнате Сабины стоял старый-престарый шкаф с немилосердно скрипящими дверцами, старый стол с огромным количеством ящиков и ящичков, старая кровать с латунными шарами и совсем уж древнее кресло, обитое тёмно-красным плюшем. На стене над кроватью висело живописное полотно, изображающее морскую катастрофу, – это было единственное произведение, написанное Мастером-Ломастером.
Сам он не был от него в большом восторге, но папа Сабины считал это гениальным и называл Мастера-Ломастера (когда того не было поблизости) «художником одной картины».
Картина была мрачная и уродливая. Но поскольку Сабина получила её в подарок (на своё шестилетие), нехорошо было просто так снять её со стены и запихнуть за шкаф.
Прямо напротив морской катастрофы висел другой шедевр, на сей раз авторства Тёти Моти. На нём был изображён очень грустный Пьеро с увядшей розой в руке, и, хотя мама называла это «страшным китчем», Сабине картина как раз очень нравилась.
В квартире Тёти Моти хранилось целое множество Пьеро, от самых больших до самых маленьких, – из каждого угла выглядывали их грустные фарфоровые лица со слезинками, стекающими по белым щекам. «Это хорошо продаётся», – говорила Тётя Мотя, сопровождая свои слова уничижительными взглядами в сторону керамических птиц Павлины, пылившихся на полке в мастерской. Надо сказать, мамины гипсовые головы пользовались ничуть не большим успехом, чем её птицы.
Подъехав к дому и задрав голову, Сабина горько усмехнулась – головы никуда не подевались: все они по-прежнему устрашающе белели на её балконе. Сабину (как всегда при их виде) передёрнуло.