Никто не говорит; по крайней мере, о важных вопросах, личных нуждах, первоначальном паевом взносе за квартиру.
Двадцать пять процентов от общей суммы – сколько это будет в евро?
Я могу писать всё, что хочу, слушая лишь жужжание вентилятора моего ноутбука. Кстати, это жужжание стало каким-то подозрительно громким, и это меня беспокоит: а вдруг он сейчас выйдет из строя? Надо бы создать резервную копию.
А ты знала, что писание, написанное означает защищённость? Даёт страховку, даже перестраховку, точку опоры и центр тяжести не только здесь, но и в будущем; вот же написано, да, я помню!
Я не могу предложить тебе дом, Беа, даже квартиру, но я могу тебе кое-что рассказать, могу сказать тебе всё, что знаю.
Мне не важно, хочешь ли ты это слушать. Я Рези, рассказчица, я по профессии писательница. Плохи твои дела, и почему ты выбрала себе такую мать?
Это ведь широко распространённое представление: что дети сами выбирают себе родителей. Что до рождения они представляют собой маленькие, бесприютные души и подыскивают себе подходящую пару родителей. Так же, как идея, что родители получают такого ребёнка, какого заслуживают – или какой им нужен на пути к полной зрелости.
Тебе нравятся такие истории? Мне нет.
Но ты видишь, я их знаю, поскольку их рассказывают и они действуют. Это ещё раз подтверждает то, что я поняла слишком поздно: насколько сильны истории и что их рассказывание означает могущество.
Несколько лет назад в твоей школе было родительское собрание, бурный такой вечер, и мужчины с седыми висками хрипло перебивали друг друга – поздние отцы, которые, как мне потом сказали, писали для газеты «Франкфуртер альгемайне» или для немецкого радио.
Ах, подумала я, конечно! Можно стать и журналистом, чтобы достигнуть власти, писательство не обязательно служит средством выражения для согбенных фигур и заикающихся ораторов, писать можно и для того, чтобы забивать колья, столбы мнений, колонны смыслов.
«Я тебя обставлю» – такая позиция, по крайней мере, сквозила в каждом родительском выступлении в тот вечер, и полукруг стульев был ареной, на которую ораторы выходили, чтобы продемонстрировать свою силу и вселить страх – на благо и в защиту своих детей, разумеется.
Я тогда была безнадёжно непубликабельной. Никто бы потом не сказал: «А это Рези, писательница», а сказал бы только: «Это Рези, мама Беа». Казалось бы, этого достаточно в качестве базиса для выступления на родительском собрании. Но нет. В произвольно сформированном обществе важно, кто ты есть. А кто ты есть, измеряется не иначе как мерой власти, которой ты располагаешь, и это особенно подло, когда в повестке дня значатся такие темы, как «Внимательное сотрудничество», «Никаких издевательств» или «Все разные».