У Петунии мягкая шерсть, я глажу ее и расслабляюсь. В отличие от рыбки, она наслаждается вниманием и лаской. Она сидит и смотрит на стену моей комнаты.
Я киваю в сторону флага, украшающего ее.
– Это «Юнион Джек». Из Англии.
Кажется, что одним глазом Петуния рассматривает постер «Желтой подводной лодки».
– А это постер одной песни группы «Битлз». Они тоже из Англии.
Мама училась в университете в Англии и до сих пор любит все британское. Это она купила мне флаг и постер.
Петуния кладет голову между лап и начинает лизать мое зеленое стеганое одеяло.
– А одеяло не из Англии, а с распродажи в магазине «Таргет».
Кажется, собака успокаивается, поэтому я делаю еще одну попытку уйти.
– Посиди спокойно, хорошо? Пожалуйста.
Я медленно иду к двери, даю волю внутреннему ниндзя. Молча, украдкой. Остается всего пара шагов. Черт, она меня заметила. Я первой добираюсь до двери и запираю Петунию внутри.
– Сейчас вернусь! – кричу я. Собака сразу принимается скулить и царапать дверь изнутри. Ее тявканье вызывает во мне жгучее чувство вины, пока я ковыляю вниз по лестнице, но, когда я оказываюсь возле машины, лая больше не слышно. Вещей много, и они тяжелые, правда, мне такой груз по силам. Лодыжка не в восторге от моего поведения, но при помощи двух здоровых рук и одной ноги я затаскиваю все наверх и прячу за дверью в своей комнате.
Стоило мне открыть дверь, как я вижу Петунию, которая грызет какую-то из моих картин в уголке. «Дьявол! Петуния, нет!» Я бросаю все в одну кучу и несусь к собаке. Она убегает от меня с холстом в зубах, но его размеры шестьдесят на девяносто сантиметров, так что собака скорее не бежит, а тащится по полу.
Я хватаюсь за картину и тяну ее на себя. Петуния смотрит на меня почти с улыбкой, счастливо пыхтит, как будто предвкушает следующую игру, которую я ей предложу.
– Плохая, ужасная собачка, – выговариваю ей я, рассматривая пожеванный уголок. Оглядываясь на Петунию, я замечаю, что она почти полностью убрала язык в рот, который снова сложился в гримасу неудовольствия. Псина сидит на поджатом хвосте с выпученными еще сильнее глазами (если такое вообще возможно), как будто не может понять, что она сделала, чтобы заслужить столь серьезное порицание.
– Да нет, все в порядке. Ты все еще хорошая собачка, – исправляюсь я, когда чувство вины перевешивает во мне фрустрацию. – Вроде как, – добавляю я себе под нос, внимательно изучая следы укусов на холсте.