15
– Ангина, – вынес вердикт доктор Поссе Ройбанес[18], подкручивая пальцами кончики нафабренных усов.
Он был семейным врачом, профессионалом с безупречной репутацией; много лет он преподавал в университете Сантьяго, пока не посвятил себя полностью работе в благотворительных учреждениях, где и подружился с доном Херонимо. Поначалу доктор приходил дважды в день и закапывал донье Марии-Хосефе несколько капель ртутной настойки в воспаленное горло и мицдалины. Через несколько дней состояние больной не только не улучшилось, а начало стремительно ухудшаться. Если первыми симптомами были лихорадка и боль при глотании, то сейчас она страдала от спазмов, тахикардии и сильнейших судорог в руках и ногах, причинявших неимоверные мучения.
– Исабель! – взывала сеньора с искаженным лицом. – Иди сюда-а-а, ты мне нужна!
Только ее горничная оказалась способна растираниями жидкой мазью унять боль в сведенных мышцах госпожи. В передней с печальными лицами маялись доктор Поссе, дон Херонимо и служанки.
– Надо усилить меры предосторожности, лучше будет изолировать донью Марию-Хосефу, – шепнул доктор, делясь своей озабоченностью. – Следует перевезти детей в другой дом, желательно за город.
– Я отправлю их в наше имение в Бетансосе… – согласился дон Херонимо.
Он взял врача под руку и отвел в дальний угол комнаты, чтобы поговорить без посторонних ушей. После беседы доктор Поссе подозвал Исабель.
– Вам лучше остаться и ухаживать за доньей Марией-Хосефой. Мы с доном Херонимо считаем, что вы лучше прочих справитесь с подобной щекотливой ситуацией, – промолвил он, объясняя девушке, как следует изолировать больную; тем временем дон Херонимо велел мулатке собираться вместе с детьми в загородное имение.
«Если бы только они знали правду!» – говорила себе Исабель. Она ощущала себя униженной и обесчещенной, однако ей хотелось соответствовать тем уважительным представлениям, которые сложились у хозяев в отношении нее, и она телом и душой отдалась заботам о болящей. По утрам Исабель обтирала и умывала ее, потом развлекала рассказами о забавных случаях из жизни ее детей, кормила, по вечерам приносила лимонный сок, сваренный с медом и розмарином, по первому знаку массировала хозяйке сведенные судорогами ноги. Только ей и врачу разрешалось заходить в комнату больной. Госпожа скучала по детям и так безутешно рыдала от боли, что Исабель и думать позабыла о собственных горестях.