Пришлось распрощаться с тетрадками, карандашами и уроками по субботам, единственной отдушиной среди тяжелой работы по дому и в поле. Исабель просыпалась еще затемно, зажигала свечу, кормила животных, разжигала огонь в плите и ставила греться горшок с молоком, если таковое имелось. Проснувшись, медленно подтягивались остальные члены семейства, наливали молока в миску и добавляли пшенной муки. Завтракали, сидя прямо на полу, прислонившись к стене, в полном молчании. Про оспу, унесшую жизнь Игнасии, старались не упоминать, дабы не навлечь беду. Похороны тоже не обсуждали: эти люди привыкли к неизбежности смерти. И без того немногословные, сейчас, под грузом печали, они и вовсе притихли. Заговаривали лишь о каких-то незначительных происшествиях в каждодневной работе. Покончив с молоком, все клали в карман по куску сала с кукурузным хлебом – Исабель готовила заранее этот «тормозок», как они называли перекус в поле, который устраивали около одиннадцати часов, – и прощались. Девушка оставалась дома; мыла миски и ложки, а потом делала то, что всегда делала мать: собирала остатки золы и высыпала их в огород, для удобрения.
День еще только начинался. Ей предстояло заниматься и племянниками, и хозяйством, и скотом, и работать в поле. В зависимости от сезона нужно было косить траву и жать пшеницу, молотить зерно, собирать лук и чеснок, пахать почву плугом, сажать капусту и бобы, обрезать деревья и колоть дрова, убирать созревшее просо, полоть, ходить с серпом за дроком на подстилку хозяйским коровам, готовить землю к севу, трепать лен, прясть – список столь же бесконечный, сколь и разнообразный.
К этому добавлялись еще и привычные трудности, связанные с каждым временем года. С начала весны кладовка стояла почти пустая: забитую свинью успевали съесть, заканчивалось и зерно предыдущего урожая. Этот парадокс нелегко было осмыслить – весной больше всего работы, но меньше всего пищи, которая так нужна для подкрепления сил. Но так происходило во всех семьях. К концу лета у Исабель не осталось муки, потому что пришлось возвращать соседкам ту, что мать брала в долг два месяца назад. Также она урезала расход молока и яиц, благо их можно было выгодно продать или обменять. Исабель решила обойтись капустой, бобами, каштанами, просяным хлебом и салом. Свежего мяса ей не перепадало с самой зимы, когда они с матерью готовили на Рождество праздничный поте. В свои тринадцать лет Исабель ни разу не пробовала рыбу, и это притом, что жили они в нескольких километрах от моря.