– Вам помочь? – слышу я голос.
Быстро обернувшись, я вижу парня чуть за двадцать с мужским японским пучком в форменной синей футболке магазина.
– Да. Как вот эти, хорошие? – Я показываю на видеокамеры в виде лампочек.
– В зависимости от того, как вы собираетесь их использовать.
– Просто для безопасности вокруг дома.
– Только снаружи?
Не знаю. Как далеко я готова зайти? Кто-то пытается меня запугать, но я отказываюсь становиться пленницей в собственном доме с постоянно направленным на нас глазком видеокамеры. Дэниел и Джейкоб имеют право на частную жизнь, даже если этого права нет у меня.
Я не перестала подглядывать за Холли после той первой ночи в лесу рядом с террасой. Вовсе нет. Это превратилось практически в ночную привычку. Я ждала, пока Дэниел точно уснет, если он вообще находился в этот час дома, ибо он частенько проводил время с членами клуба «Каньон», внезапно ставшими его друзьями. Потом потихоньку шла к заднему выходу и, затаив дыхание, открывала раздвижную дверь к бассейну. На шее у меня болтался фотоаппарат, на ногах надеты беговые кроссовки с хорошим протектором, чтобы не убиться, соскользнув со скалы.
Те фотографии были искусством, ни в коей мере не скабрезные, однако вызывающие. Мои снимки Холли с мужчиной через окно ее дома. Или мужчинами. Я ведь не знаю наверняка, был ли это один и тот же или их было больше. Мои снимки получились красивыми отчасти благодаря своей утонченности и едва уловимым очертаниям. Они были неочевидной, интригующей историей, которую зритель пытается прочитать, глядя на изображение в кадре. Кого бы ни приводила Холли к себе в спальню, я прекрасно понимаю, что это делалось втайне. Если Джон с Лизетт и находились дома, то либо ничего не знали, либо им было наплевать.
А для меня было важно эти фотографии спрятать. Я представляю, как бы это смотрелось, попадись фотографии кому-нибудь на глаза: женщина средних лет фотографирует няню в ее собственной спальне. Но на самом деле все было не так. В тех снимках не было ничего незаконного или явного. То было искусство, предназначенное исключительно для меня одной.
Я держала фотографии в запертом ящике у себя в красной комнате в ванкуверском доме, и Дэниел ничего о нем не знал. Я ему никогда не рассказывала. Это могло бы стать очередным доказательством того, что я уступаю ему в выдержке, что он был прав, когда сглаживал и даже отметал мои страхи, считая их невротическими наклонностями ревнивой, боящейся потерять контроль над собственной семьей мамаши.