Восьмое марта. Фестиваль авторской песни – перед Домом учёных не протолкнуться, в фойе монотонный гул. Записи на плёнках слушали, но все хотят вживую, глаза в глаза. Мы с другом, Виктором Григорьевым, простые смертные, и не надеялись попасть, но с билетами несказанно повезло, хотя в данном случае как раз было сказано его приятелем, тоже экономистом: «Предлагаю сэкономить. Даю свои». – «Что случилось?» – «Летим с женой в Москву. Не волнуйся, по делу». – «Тогда беру».
Зал сумел вместить больше тысячи человек. Сели в проходе, потом встали, чтобы дать место и другим. Администрация вспомнила про технику безопасности, но выгнать «лишних» не удалось. Мы достали фигу из кармана и показали – остались все; некоторые пересели к тем, кто в креслах, на колени.
Бардов выступало много, но ждали Галича. Мы, да и другие, знали, что организаторы просили его выбрать из репертуара что-нибудь полегче, – не нужно дразнить гусей. Он завершает концерт. Каждому давалось две песни, ему – три. Кукин потом рассказывал, как Галич начал с того, что перед выступлением принял сто граммов фронтовых (не один раз), и пошёл на сцену с песней «Памяти Пастернака»! Гитара не торопится, речитатив подчёркивает важные слова – это и наш протест, заявлен со сцены, во всеуслышание. Не ожидали, что он решится бросить его в лицо. Затихли струны; зал, кроме ряда, где партийные деятели, встал – наступила полная тишина. Выдержали паузу, как у великого актёра, и – буря аплодисментов правде и мужеству. Третья песня – «Мы похоронены где-то под Нарвой». Странно, что его не остановили. Остались последние два слова: «Трубят…» И тут раздался выстрел. Кто-то вскрикнул, кто-то вскочил. Галич не дёрнулся, никакой паузы перед словом «егеря». На него сверху посыпались осколки – взорвалась осветительная лампа.
После концерта они шли вместе, и Кукин поделился своими переживаниями:
– Александр Аркадьевич, мне показалось, что в вас стреляли.
– Ха! Мне показалось, что первый секретарь покончил с собой.
Академики не удержались (для них был отдельный концерт, для тех, кто «попроще», – ещё один, ночью, в кинотеатре); не удержались сами исполнители.
Но в итоге всё равно остановили: фестиваль запретили, клуб «Под интегралом» закрыли. У Галича это было единственное официальное выступление перед аудиторией. Он уедет во Францию и в своей книге воспоминаний напишет: «В Академгородке я испытал минуту счастья». Мы тоже.