Стихи пацанов. О чести и дружбе - страница 7

Шрифт
Интервал


Но не стереть с груди вам раны боевые!
1827

«В былые времена она меня любила…»

В былые времена она меня любила
И тайно обо мне подругам говорила,
Смущенная и очи спустя,
Как перед матерью виновное дитя.
Ей нравился мой стих, порывистый, несвязный,
Стих безыскусственный, но жгучий и живой,
И чувств расстроенных язык разнообразный,
И упоенный взгляд любовью и тоской.
Она внимала мне, она ко мне ласкалась,
Унылая и думою полна,
Иль, ободренная, как ангел, улыбалась
Надеждам и мечтам обманчивого сна…
И долгий взор ее из-под ресниц стыдливых
Бежал струей любви и мягко упадал
Мне на душу – и на устах пылал
Готовый поцелуй для уст нетерпеливых…
………………………………………………………………
1834 или 1835

Выздоровление

Прошла борьба моих страстей,
Болезнь души моей мятежной,
И призрак пламенных ночей
Неотразимый, неизбежный,
И милые тревоги милых дней,
И языка несвязный лепет,
И сердца судорожный трепет,
И смерть и жизнь при встрече с ней…
Исчезло все! – Покой желанный
У изголовия сидит…
Но каплет кровь еще из раны,
И грудь усталая и ноет и болит!
1836

«Как будто Диоген, с зажженным фонарем…»

Как будто Диоген, с зажженным фонарем
Я по свету бродил, искавши человека,
И, сильно утвердясь в намеренье моем,
В столицах потерял я лучшую часть века.
Судей, подьячих я, сенаторов нашел,
Вельмож, министров, прокуроров,
Нашел людей я разных сборов –
Фонарь мой все горел.
Но, встретившись с тобой, я вздрогнул, удивился –
Фонарь упал из рук, но, ах!.. не погасился.
‹1830-е›

Пётр Вяземский

(1792–1878)

‹…›

Баратынский и при жизни и в самую пору поэтической своей деятельности не вполне пользовался сочувствием и уважением, которых был он достоин. Его заслонял собою и, так сказать, давил Пушкин, хотя они и были приятелями и последний высоко ценил дарование его. Впрочем, отчасти везде, а особенно у нас всеобщее мнение такую узкую тропинку пробивает успеху, что рядом двум, не только трем или более, никак пройти нельзя. Мы прочищаем дорогу кумиру своему, несем его на плечах, а других и знать не хотим, если и знаем, то разве для того, чтобы сбивать их с ног справа и слева и давать кумиру идти, попирая их ногами. И в литературе, и в гражданской государственной среде приемлем мы за правило эту исключительность, это безусловное верховное одиночество. Глядя на этих поклонников единицы, можно бы заключить, что природа напрасно так богато, так роскошно разнообразила дары свои.