Мяу, как же стыдно! Какой же я хранитель после этого! Маленького хозяина не могу уберечь ни от кошмаров во сне, ни от кошмаров в жизни! Ну то есть, может, без меня бы ещё хуже было… Но и со мной не особенно сладко! Кто сейчас может утешить Лёву? Только я! Хотя… Ой, точно! Валя! Только надо, чтобы он про неё вспомнил!
– Мяу! – говорю громко. Хочу сказать «Валя», не получается выговорить, но вдруг Лёва поймёт?
– Мяу-уя!
– Вот только орущего кота мне тут не хватало! – Совсем врач разозлился. – Иди с ним на улицу, там вспоминай. А то он мне всех больных перепугает. Вопит как резаный.
Мяу, сам ты резаный. Нет, конечно, спасибо, что маму с папой лечить будешь и, надеюсь, вылечишь, надеюсь, они в себя скоро придут… Но вообще – свинство. Весь день обижают! Хотя врачей можно понять: работа нервная.
Лёва плачет, на улицу вышел, стоит у больницы, не знает, что делать. А я всё пытаюсь сказать, что хотел, но проклятая пасть не слушается, эх! Как же это: «Ва-ля»…
– Мя-у!
– Да чего ты и правда раскричался, Кефирыч? – Уже и Лёва злится. – Не до тебя сейчас!
Ничего, проглотим обиду. Главное, чтобы он понял!
– Мя-у-ля! Мя-я-ля! – Ну, Кефирыч, давай, ещё немножко… Ещё чуть-чуть… – Мвя-а… Вя-а-а…
– Ох ты, крикун какой! – вдруг как раздастся у меня над ухом!
Мы с Лёвой вздрогнули и обернулись.
А это старичок.
Он, оказывается, на лавочке сидел у больницы. Мы его не заметили сперва. А теперь он подошёл, улыбается, борода белая и голова тоже, худенький такой, прямо высохший, а улыбка добрая.
– Ну чего ты раскричался, а? – старичок мне опять. – Может, колбаски хочешь?
Мяу! Что значит – может? Не может быть никаких «может», когда речь идёт о колбаске!
Ну я головой киваю: мол, конечно, хочу. Клянусь кошачьей бабушкой.
Старичок тогда в сумку лезет, достаёт нарезку колбасную – и мне кусочек прямо в пасть:
– Кушай, милый, не стесняйся.
Мяу! Да я и не стесняюсь так-то. Где я и где стеснение, когда речь идёт о колбаске?
– Мяу, – говорю. Спасибо, мол.
– Ещё хочешь? – Старичок улыбается.
Странный вопрос, мяу. Естественно, хочу.
Он мне и другой кусочек. И третий. И четвёртый, чего уж. Колбаска – дело такое. Сколько ни съешь, а всегда ещё хочется.
– Спасибо вам. – Лёва говорит и слёзы вытирает.
– А ты чего плачешь, мальчик? – старичок спрашивает. И уже не улыбается. Смотрит на Лёву внимательно.