Выбор гостиницы удивил Мирабель. Она почему-то думала, что он остановился на холме, в самом фешенебельном отеле Матлок-Бата под названием «Старый Бат», а он предпочел остановиться у Уилкерсона, в гостинице, расположенной на южной дороге, где было грязно и шумно от проезжавших экипажей.
Сейчас, правда, когда они въезжали в деревню, на дороге было пустынно. Из-за туч робко выглянуло солнце, лучи его блеснули на поверхности реки и осветили побеленные домики, прижавшиеся к склону холма.
Хоть деревня и была хорошо знакома Мирабель, поскольку являлась ее собственностью, она всякий раз заново поражалась ее красоте. Склоны холмов круто поднимались от Деруэнт-Уотера, и над всеми возвышался известняковый утес Хай-Тор, похожий на замок, обнесенный стеной из серой скалистой породы, которую оживляли участки зелени.
Сам курорт с минеральными водами был чистеньким и весьма привлекательным местом. Вдоль короткой «музейной» дороги располагалось множество пансионатов, магазинчиков и музеев, а на окружающих склонах холмов выглядывали из зелени виллы. По другую сторону дороги полого спускались к берегу реки озера, а дорога огибала гору, возвышавшуюся за холмами Эйбрахама.
Подъем на холмы был делом несложным, и Мирабель поднималась туда в любое время года и отдыхала на природе.
Сегодня ее одолевало множество забот, и было немало причин для беспокойства, а вот времени привести нервы в порядок не было, поэтому Мирабель, бросив вожжи двуколки груму и отправив служанку Люси выполнять кое-какие поручения, направилась в гостиницу Уилкерсона.
Навстречу ей вышел сам хозяин, и она спросила, у себя ли мистер Карсингтон.
– Кажется, он еще не вставал, мисс Олдридж.
– Не вставал? – удивилась Мирабель. – Но ведь уже почти полдень.
– Половина двенадцатого, мисс.
Она вспомнила, что представители высшего света редко встают до полудня, поскольку обычно ложатся спать на рассвете.
Мистер Уилкерсон предложил послать слугу, чтобы узнать, готов ли мистер Карсингтон принимать посетителей.
Мирабель представила, как мистер Карсингтон откидывает с лица золотисто-каштановую прядь и, удивленно раскрыв сонные глаза, смотрит на… кого-то.
– Нет, не надо его беспокоить. Я пробуду в деревне еще некоторое время: нужно кое к кому зайти, – и поговорю позднее с ним.
Она заметила, что руки у нее дрожат: должно быть, от голода. Она так боялась найти бездыханное тело сына графа Харгейта, что была не в состоянии съесть на завтрак ничего, кроме ломтика поджаренного хлеба, запив его чаем.