После вечеринки я размяла остатки торта рукой. Сливочный крем тоскливо хлюпнул под моей ладонью. Мастерсон все еще сидел на подоконнике. Затем выпрямил ноги, развел их в стороны и потянулся ко мне. Я встала между его коленями и позволила ему обхватить себя за талию.
– Как ты? – поинтересовался он.
Я не знала, как ответить так, чтобы ему понравилось. Лично я всякий раз, когда сама спрашивала кого-то «Как дела?», на самом деле имела в виду: «Я – это не ты, твой ответ не должен быть таким, как мне хочется». Слова «О, это напомнило мне тот раз…» всегда вызывали у меня желание закончить разговор как можно быстрее. Я не хотела никому ни о чем напоминать. Мне не нравилось подстраиваться под кого-то.
В тишине я подняла свою испачканную в торте руку ко рту Мастерсона. Он обсосал мои пальцы один за другим, проводя языком по каждому суставчику. Наконец-то я начала получать удовольствие. Я поняла это, потому что мне захотелось, чтобы у меня было больше тела, которому мог бы доставить удовольствие весь мир.
Мастерсон начисто вылизал тыльную сторону моей ладони, на которой появилась временная татуировка в виде лица Муна. Я еще не рассказала Мастерсону о Муне. В любом случае он не заметил татуировку, которая была настолько плохо сделана, что даже нельзя было понять, что по задумке это был человек. Но я ценила все, что было связано с Муном, даже нереализованные намерения.
– Почему ты всем говоришь, что ты моя приемная сестра? – спросил Мастерсон.
– Они постоянно спрашивали меня, откуда я тебя знаю, – ответила я. – Что за безумный вопрос? Мне понадобились бы еще как минимум две скучные вечеринки, чтобы объяснить, откуда я тебя знаю.
– Мы познакомились в интернете, – предложил он. – Неужели это так трудно сказать?
– Как ты смеешь, – возмутилась я, – считать это настолько неважным? Как ты смеешь?
Я положила руки ему на голову по обе стороны и осторожно потянула вверх, пытаясь представить, как ее вес отделяется от шеи. Его лоб поднялся не более чем на три пальца. Я чувствовала, что его лучшие идеи скрывались как раз за этой замечательной, плотной частью его лица. Между тем его шея была не очень надежной опорой. Она была тонкой, похожей на птичью.
– Нильса чуть не стошнило, когда он увидел, как я ласкаю тебя на кухне, – вздохнул Мастерсон. – Мне пришлось объяснить, что ты мне не сестра, а человек, в которого я на данный момент планирую влюбиться.