– Аномалия же не фотографируется… Фото с Горынычем им не светит.
– Засветит, скорее! – скаламбурил Осип Терентьевич, попытки рекламных фото волшебных существ из-за границы Аномалии приводило именно к таким результатам, – зато они смогут везде об этом рассказывать, и приукрасят так, что на твоё кино очереди по полгода будут!
– Я Горынычу сказал попозже прилетать, – Харон тихо подошёл к ним сзади и осмотрел "кинотеатр", – пусть будет красиво!
– Великолепное решение! – похвалил его Осип Терентьевич.
Харон залился краской аж до корней волос и расплылся в широчайшей улыбке. Осипа Терентьевича он боготворил, а после похвалы от своего кумира был готов теперь ещё больше гор свернуть и рек повернуть вспять.
– И ты всё отлично сделала, Лена! Эх, будь у меня ещё свободные сыновья… – ухмыльнулся народный артист. Лена мысленно закатила глаза. – Кстати, о сыновьях!
Из-за леса со стороны Аномалии во весь опор вылетел всадник на белом коне и почти не замедляясь прискакал к ним на холм. Для полной картины ему не хватало разве что золотых доспехов. Следом за ним из-за леса появилась целая команда солдат в до боли знакомых униформах – личная гвардия самого Генерала. Неприятные воспоминания накрыли Лену и ей потребовалось сознательное усилие, чтобы вернуться в действительность.
– Привет, пап! Полейко три дюжины курсантов выделил, уверяет, что этого достаточно! При мне пообещал лично в реку сбросить любого, кто его опозорит! – весело отрапортовал всадник.
Лена окаменела и сжалась так сильно, что шариковая ручка в её руках с треском переломилась пополам.
– Его бы самого кто сбросил! – буркнула она. Мужчины удивлённо уставились на неё.
– Генерал? – с пониманием воскликнул Харон. Лена молча стиснула зубы и шумно втянула воздух, потом медленно и размеренно его выдохнула. Сейчас было явно не время для личных драм, сейчас надо было работать.
– Вы с ним знакомы? – удивился Осип Терентьевич.
– А с чьей ещё подачи она с Водяным дружбу завела! – громким шепотом пояснил Харон.
Это было уже чересчур. Она понимала, что какие-то пояснения Осип Терентьевич, безусловно, заслужил, но вспоминать было не просто больно. Воспоминания поглощали её и она словно снова начинала задыхаться в ночной реке, не имея возможности освободиться. Испугавшись, что натворит глупостей или опозорится, Лена резко развернулась и, ничего не говоря, пошла в сторону подсобки. Всадник спрыгнул с лошади и побежал следом.