Чтобы не закричать, укусил руку – больно!
Закрыл глаза, побрёл вперёд – лбом стукнулся в гладкое стекло: двери.
– Это. Блин. Грёбаный. Сон.
Оля читала про осознанные сновидения. Главное – увидеть руки и зафиксировать образ.
Он сел прямо на асфальте и уставился на ладони.
Пальцы дрожали.
Вот заусенец.
Вот след от укуса.
Зазвонил телефон.
– Мама! Привет! Наконец-то ты позвонила!
Евген обрадовался, как маленький.
– Здравствуй, сыночек! Как дела?
– Да что-то с головой не то.
– Что случилось? – Испуг просочился сквозь трубку, и Евген испугался тоже, а поэтому словно протрезвел и вспомнил: Оля Пялкина умерла.
– Не знаю, мам, кружится как будто. А ты про Олю узнала?
– Отдохни, Женечка! Может, на работу не пойдёшь?
– Хорошо, – послушно повторил, – не пойду. Узнала?
Мать вздохнула, как будто набираясь храбрости:
– Оля разбилась. Неудачный прыжок с парашютом.
– Значит, всё же прыгнула. – Почему-то стало обидно. – Не знаешь, она одна была?
– Что?
– Ничего. Жалко.
– Жалко. Может, врача вызвать?
– Я зайду в кафе, выпью воды. Пройдёт. Спасибо, мам.
– Я люблю тебя, сынок!
– Я тебя тоже. А ты как?
Мать удивилась, забормотала что-то невнятное, и Евген понял, что раньше никогда ни о чём не спрашивал.
Почему?
После отбоя долго смотрел на список входящих: ему звонила только мама. Он не звонил никому.
В кафе не было ни единого посетителя.
– Ваш столик свободен, – дежурно улыбнулся администратор.
– Вам как всегда? – Официантка возникла словно из-под земли.
– Бутылку воды.
Через минуту принесли поднос. Приборы, тарелки, хлеб – всё, кроме заказанного.
Евген крикнул несколько раз, никто не отозвался.
От злости он перевернул столик, еда разлетелась, зазвенели осколки.
– Я вам устрою дестрой, блин!
Оля Пялкина умерла.
– До свидания! Приходите ещё! – попрощался администратор, словно не заметивший беспорядка.
Евген сплюнул и показал фак.
* * *
Олимпийская аллея манила зелёной тенью листьев и тишиной. Раньше они катались на велосипедах вчетвером – теперь гуляли вдвоём.
Отец приехал раньше и что-то покупал в ларьке, стилизованном под деревенскую избушку. Олег усмехнулся: мороженое, конечно. Себе – ванильное, ему – шоколадное.
Клубничное и крем-брюле теперь покупать некому.
– Держи, пока не растаяло!
– Привет, пап!
Они обнялись.
– Ешь в бумажке, а то накапает!
– Хорошо. – Улыбка устроилась на губах и никуда не собиралась уходить.