– Бог даст. Будьте уверены, бог даст.
И, озарённый какой-то навязчивой идеей, так же лихорадочно, как и говорил, он вскочил и скрылся быстрее, чем я успел с ним попрощаться.
Я подошёл к окну.
На небосклон всходила луна.
Это последняя луна в моей жизни, думал я.
Завтра всё кончится, и ничего страшного или плохого в этом нет.
Так закончится мой странный путь, несколько смущающий своим скомканным финалом, но, тем не менее, если посмотреть на это более абстрактно, то…
Не могу не признать себя удовлетворённым.
Пусть будет так, как оно будет.
А там посмотрим.
И, провожаемый такими мыслями я лёг спать.
Спалось мне хорошо, но внезапно сон прервали, даже раньше, чем надо было, и хотя я готов был умереть, выспаться я тоже хотел и потому пришлось гасить мне в душе свое недовольство, в согласии со своим новым философским мировоззрением, но когда охранник открыл дверь, он не швырнул в меня миской и даже не повёл меня на расстрел.
Он остался стоять в дверях и смотреть на меня озадаченным взглядом, настолько, что во мне даже проснулся интерес, пусть и слабый, чем, мол, обязан.
Он закашлялся и произнёс: Вы свободны, сэр.
И подал мне мою одежду.
– Вас оправдали. Сверху.
И, всё ещё не понимая ничего и совсем смешавшись, он, козырнув, вышел.
8
А сверху купол – жилище ангелов,
Где солнечный свет в стёклах множится.
Здесь быть и гробнице моей
Из базальта прочного; окончу путь свой
Роберт Браунинг
Я вышел на улицу, одевшись в свой старый костюм.
Я решительно ничего не понимал, так же, как и охранник, но ничему уже не удивлялся, и единственное, что меня неприятно покалывало, помимо того, что я не знаю, почему внезапно ленивый судья передумал, так это то, что мой путь не окончен, и неизвестность пугала меня, потому что впереди меня могло подстерегать что угодно, и я предпочел бы видеть там смерть, и знать, когда она наступит, нежели пустые пока годы жизни, не зная, чем их наполнить, и боясь больших и длительных страданий, чем мне мог причинить расстрел, навеки освободив меня от ответственности принимать решения.
Но ответ на первый вопрос, я получил, едва выйдя из тюрьмы.
На улице меня ждал доктор, весь сгорая от нетерпения, и как только я показался на свет, он просиял и даже обнял меня, хотя я был несколько растерян подобным проявлением чувств, он весь лучился, как объяснил потом, тем, что спас меня.