– Команда построена, сир.
Жан обвел тяжелым взглядом флибустьеров: крепкие руки, вырубленные словно из-под топора лица, и жадные сердца, настоящие головорезы, лучший сброд перевернутого мира (так мальчик окрестил место за дверью с русалкой), если и хотелось отыскать похуже, то все самое плохое уже было на борту.
– Други, – прогремел голос Капитана, – мы отправляемся за Семь Морей, поднять якорь.
Толпа пиратов взвыла от восторга, и под беспорядочную пальбу из пистолей разношерстная команда полезла ставить паруса, канониры заняли места у лафетов своих пушек, а кок Оливье, худой, как лезвие его ножа для разделки рыбы, спустился на камбуз готовить праздничный обед в честь отплытия.
Жан повернулся к Боцману:
– Где морской волк потерял свой глаз?
– Сир, – угрюмо ответил Боцман, – ваше сиятельство сами так нарисовали меня.
Мальчик припомнил, что мать оторвала его в самый неподходящий момент и он не успел поставить точку на рожице одной из фигурок там, на рисунке фрегата.
Капитан похлопал боцмана по плечу:
– Вернемся – дорисую, – и, расправив сдавленную ремнем камзола грудь, что было силы проорал: – Рулевой, зюйд-вест.
«Марионетка», вздрогнув от хлопнувших разом парусов на всех трех мачтах, резко легла на левый борт и взяла курс на садящееся в море красное закатное солнце.
Давай-ка, дружок, оставим ненадолго Жана Жульера и его «Марионетку», пусть месье Капитан с тревогой и надеждой всматривается в чернеющий горизонт, а сошедшая с детского рисунка посудина рассекает смолеными скулами теплые воды Первого Моря, и вернемся к чудаковатому старику, бродящему по улочкам Шато Тьерри и отправляющему любопытных путников по неверному маршруту. Я надеюсь, ты не забыл, что этот странноватого вида неприятный тип – сам Волшебник Семи Морей, очень сильный Маг, хотя по его ветхой одежонке и помятому виду так не скажешь, но мой юный читатель наверняка от мамы или папы слышал, что внешность порой обманчива.
Волшебник, да не покинет никогда его мудрость, умеет делить себя на части и одновременно пребывать в двенадцати телах, правда, когда так говоришь при нем, старик закатывает глаза и, возмущенно тряся бородой, восклицает: «Это мои куколки или хотя бы образы». Семь его «куколок» следят за порядком в семи морях, каждая в своем, восьмой образ никогда не покидает улиц Шато (почему – я обязательно расскажу тебе), но нас особо будет занимать его девятая «куколка». Впрочем, давай-ка все по порядку.