И если записей о том, как она целует себя, у Камиллы было шесть страниц, то о ее глазах – страниц двадцать. Яично-желтые глаза Ноны принадлежали другому человеку – другой девушке. Так работали все их тела, не только ее. Все четыре пары их глаз принадлежали другим людям. Глубокие карие глаза Пирры достались ей от ее мертвой лучшей подруги, ясные серые глаза Камиллы были глазами Паламеда, а его зимние глаза – ее глазами. Глаза Ноны были цвета теплого золота, как небо в полдень – ну, такими, каким раньше бывало небо в полдень.
– Понимаешь, – объяснил Паламед, – глаза – последний подарок. Когда ты отдаешь себя другому, его душа проявляется в твоей цветом глаз. Вот почему я никогда не смогу смотреть с лица Камиллы своими глазами.
– Значит, внутри меня кто-то есть? Я имею в виду – и я, и есть кто-то? – На этом она всегда спотыкалась.
– Может, да, Нона, а может, и нет. Глаза могут также показывать, что душа в чужом теле временно. Твои янтарные глаза могут значить, что ты как мы с Камиллой. Или что-то другое. Но ты испытала… серьезный стресс.
– Может быть, я просто потеряла память, – с сомнением сказала Нона.
– Такое случается, – не очень уверенно согласился Паламед.
Ей было все равно, чьи это глаза, но она была немного тщеславна, и ей важно было быть красивой. Она рано поняла, что другие тоже считали ее красивой. Однажды давным-давно, когда она стояла в очереди за каким-то моющим средством, а Камилла искала что-то еще, что они забыли, человек позади сказал:
– Эй, красотка, и где ты была всю мою жизнь? – И долго смеялся, когда Нона честно ответила, что не знает. Они стояли совсем близко, и он невзначай коснулся ее бедра, примерно там, где она заправила рубашку в штаны. В магазине было очень много людей, все ждали чего-то, все проходы были заставлены, и еще были специальные люди, которым магазин платил, чтобы никто ничего не украл, и на Нону никто и не смотрел.
Когда Камилла вернулась, человек все еще пытался говорить с Ноной, и Ноне пришлось рассказать Камилле, что он ей сказал, и Камилла посмотрела ему прямо в глаза и небрежно коснулась рукояти ножа, висевшего на ремне, и человек немедленно ушел в конец очереди.
– Если кто-нибудь когда-нибудь прикоснется к тебе… не я, не Паламед и не Пирра, – сказала ей позже Камилла, – уходи. Найди кого-нибудь из нас. Ты не знаешь, чего они хотят.